Выложу несколько следующих материалов, присланных мне по почте Константином Ивановичем Сальниковым.
http://www.memorial.krsk.ru/Public/80/891209.htmА.ЛЕВЕНКО
«Красноярский рабочий», 09.12.89 г.
Транспорт уходит в вечность
Мрачными были трюмы судов, которые везли на Север репрессированных. По Енисею из Красноярска в Дудинку и Норильск, из Архангельска — по Северному морскому пути — в Нордвик.
Стонали от качки «зэка» —
Ежовских чистилищ исчадья.
Срывались сквозь бред с языка
Чернее пучины проклятья.
Эта цитата — из лагерного песенного фольклора.
Трудна была уже сама по себе дорога. Многие осужденные так и не добрались до пункта назначения. Среди них и те, кто принял смерть не от цинги или пули конвоира, а от фашистских бомб или торпед. Об одном из таких случаев рассказывает журналист А.Левенко.
Многим читателям «Красноярского рабочего» известно о неравном поединке гитлеровского рейдера «Шеер» с арктическим «Варягом» — ледокольным пароходом «Александр Сибиряков». Произошел этот бой в августе 1942 года у Диксона. Меньше людей знают о драме, разыгравшейся в Карском море в августе 1944 года с пароходом «Марина Раскова». Фашисты расстреляли транспорт новейшими в то время бесследными торпедами. И пучина поглотила вместе с оборудованием и материалами, предназначавшимися для «Нордвикстроя», сотни репрессированных.
Немецкие подводные лодки первыми обнаружили промысловики Сметанин и Жильцов. Случилось это 10 августа. Охотники заметили фашистскую субмарину, когда она входила в бухту Полынья (эта гавань с безлюдными берегами вдается в материк в 40 километрах восточнее Диксона). Жена Жильцова добралась по пустынной прибрежной тундре в ближайший поселок и предупредила о появлении вражеской лодки старшего морского начальника капитана первого ранга В.С.Киселева. В ночь на 11 августа Киселев дал радиооповещение об опасности.
Трагедия с «Мариной Расковой» произошла 12 августа, во второй половине дня. Несмотря на все предосторожности (конвой держался ближе к отмели у острова Белый), у правого борта, в районе второго и третьего трюмов «Марины Расковой», неожиданно поднялся в небо столб студеной воды и дыма. Торпедная атака. Транспорт дал хрен на правый борт.
Вскоре торпеда пропорола борт поспешившего на помощь «Марине Расковой» флагманского тральщика Т-118. Он затонул.
Аварийные работы на «Марине Расковой» велись самоотверженно. Но никто не мог дать гарантии, что удастся избежать взрыва котлов, к которым подступала вода из затопленных трюмов. Начались спасательные работы. На кунгасах, шлюпках и спасательных плотах перевозили людей с парохода. Тральщик Т-114 принял в первую очередь женщин и детей (их было здесь 136). И тут грянул взрыв. Водяная шапка накрыла тральщик и увлекла в пучину. Вместе с экипажем, со спасенными с флагманского тральщика Т-118 и более чем с двумястами эвакуированными пассажирами «Марины Расковой». Подоспевший катер поднял из воды и со спасательных понтонов в районе погружения Т-114 лишь двадцать шесть человек.
Разыгрался шторм. Катера » тральщики с частью спасенных пассажиров и краснофлотцев вынуждены были уйти к базе. А гребные, парусные суденышки, спасательные плоты оказались во власти разбушевавшейся стихии, которая не унималась более недели.
О том, какой героизм проявили военные летчики с Диксона, вылетавшие на поиски оставшихся в живых, объективно и сердечно рассказал инженер-полковник Юрий Дмитриевич Капралов на страницах книги «В конвоях и одиночных плаваниях» (Архангельск, Северо-Западное книжное издательство, 1985). Ветеран Великой Отечественной войны сумел насытить очерк «Трагедия в Карском море» обширным документальным материалом. Это было непросто, тогда о лагерях репрессированных даже упоминать не разрешалось, и поэтому о конвоируемых на Нордвик осужденных он писал обтекаемо — «строители Нордвикстроя». Обладающий огромным жизненным опытом, автор ни разу не погрешил против истины и в условиях острой цензуры.
Сегодня, знакомясь с воспоминаниями и понимая, что стояло за бесстрастным «строители Нордвикстроя», еще большим уважением проникаешься к авиаторам, вылетавшим на поиск кунгасов с людьми. Хотя в те дни штормило, над океаном стояли туманы.
Капитан С.В.Сокол нашел спасшихся в море. При четырехбалльном волнении умудрялся подойти к кунгасу, и экипаж передал обессиленным людям бачок с водой. Авиаторы кричали, чтобы люди прыгали в воду и плыли к гидросамолету. Но те, и без мытарств по океану ослабленные в тюрьме, не решались броситься в бушующие волны.
В ночь на 23 августа полковник И.И.Козлов барражировал над кунгасом, посылая радиопеленг, чтобы подошло спасательное судно. Но корабля не было. Тогда коммунист, посоветовавшись с экипажем, принял решение садиться и снимать погибающих людей. Обессиленных пассажиров на руках затащили в гидросамолет. Живых на кунгасе оказалось лишь четырнадцать человек. И около тридцати трупов осталось лежать в утлом суденышке.
Экипажу Козлова не удалось взлететь. Пришлось рулить десятки километров по вздыбленному морю к проливу Малыгина.
Корабли и гидросамолеты беломорской флотилии продолжали поиск до 3 сентября, но в найденных плавсредствах живых уже не было.
Лишь в экипаже «Марины Расковой» печальный список составил 23 имени. Количества погибших заключенных мы пока не знаем. Не знаем и имен. Известно лишь одно — медсестры Галстуховой, которая, теряя последние силы, пыталась хоть чем-то помочь обреченным, не имея ни медикаментов, ни перевязочных средств.
В те трагические дни все люди невольно объединились и даже на «врагов народа» не смотрели, как на изгоев, видели в них лишь глубоко несчастных людей. Работники радиомаяка острова Белый отдали последний долг двадцати умершим «зэка» из кунгаса, прибитого к мысу Рогозина. Сегодня одна из братских могил находится на островке, отделенном от Белого Рогозинской протокой.
Жертвы «Нордвикстроя» умирали на арктических берегах до конца сороковых годов. Но, как и их собратья с «Марины Раскосой», утонувшие в пучине, они не имеют персональных могил. Только ударники-стахановцы, вольнонаемные работники и младенцы покоятся под пирамидками памятников или под металлическими, деревянными крестами. Десятки тысяч погибли от истощения и цинги, от каторжного труда в штольнях и среди белого безмолвия. Еще предстоит поставить стелы над сопками и распадками у моря Лаптевых, где многолетняя мерзлота поглотила тела заключенных.
В списках репрессированных должны значиться и около трехсот пассажиров из трюмов «Марины Расковой».
...Безвинно обреченные. Безвестные, но не забытые поколением, которое пробуждается от безгласности. Мы обретаем историческую память.
Кто умер, но не забыт, тот бессмертен. Тот, кто не дал забыть, – сам сделал шаг к бессмертию.