А.Н. Грацианский "Уроки Севера"
В Американском секторе Арктики
Утром 15 сентября ветер внезапно стих, в облаках появились голубые разрывы. Быстро собрались, запустили моторы и полетели на северо-восток, к Аляске. Вскоре после взлета увидели мыс Дежнева с памятником русскому первопроходцу. Позади осталась
Сибирь, пройденная нами от края и до края. Поменяли в бортовом журнале число 15-е на 14-е — в соответствии с американским календарем.
Триста километров полета над открытым морем — и вот наконец Аляска, мыс Хоп. На мысу виднелись два стандартных американских сборных дома и несколько десятков неказистых эскимосских жилищ.
На скалистом мысе Лисбурн увидели птичьи базары. Пернатых явно растревожило наше внезапное появление. Козин передал мне радиограмму с мыса Барроу. Американцы сообщили сводку погоды, спросили, где мы находимся, и пожелали «хэппи лэндин» (счастливой посадки).
Подошли к мысу Айскэп («Ледяная шапка»). Он оправдывал свое название: чистая вода здесь кончилась, у берегов плавало множество льдин, а вдали простирались оплошные ледяные поля. Где-то неподалеку, севернее, находился ледокол «Красин», возвращавшийся с мыса Барроу, куда он доставил топливо для нашего самолета. Мы связались с его капитаном Белоусовым, получили от него доброе напутствие, ценные советы.
Закончились горы, внизу потянулись низкие изрезанные берега тундры. Вот залив, у которого приютилось селение Уэнрайт. Снова несколько американских стандартных домиков, окрашенных в разные цвета. У берегов дымил пароход, прочли название на его борту «Норе Стар» («Северная звезда»). Впоследствии нам объяснили, что это американское судно снабжало снаряжением и продовольствием зимовщиков Северной Аляски. Внизу по-прежнему тянулся унылый берег тундры, изрезанный впадающими в океан речушками. Чувствовалось наступление полярной зимы: на реках появились забереги, а мелкие озера в тундре покрылись тонким льдом.
Но вот береговая черта резко свернула на север. Это значило, что скоро мыс Барроу. Это одна из самых северных точек Американского континента. Мыс назван по имени английского полярного исследователя, который во второй половине прошлого столетия одним из первых обследовал побережье Северной Аляски. В прежние времена здешний поселок носил эскимосское название Уклавик (его основали эскимосы много сотен лет назад).
Еще издали разглядели здание радиостанции с двумя высокими мачтами и деревянную, окрашенную в белый цвет церковь. Покружили, высматривая место поближе к домикам. Решили сесть на небольшую лагуну. Места для пробега по прямой линии явно не хватало, поэтому, приводнившись, круто развернулись почти у самого берега. Все жители Барроу — американцы и эскимосы- вышли нас встречать. Каждый протягивал руку для рукопожатия, хлопал по плечу. От этих неисчислимых хлопков потом ныли плечи... Молодой московский инженер Савва Смирнов, прилетевший из Вашингтона в качестве представителя советского посольства и переводчика, весело мне посоветовал:
— Привыкайте!
В честь нашего прибытия был устроен обед в здании радиостанции. За столом на нас обрушилась лавина интересных новостей, предложений, рассуждений — Смирнов едва успевал переводить. Леваневского здесь все хорошо знали, помнили его визиты в Америку в тридцать третьем и тридцать шестом годах...
Расселили нас на частных квартирах. Я со Смирновым разместился у начальника радиостанции Стенли Моргана. Штурман Штепенко с радистом Козиным — у миссионера Клеркопера, а бортмеханики Краснов и Писарев — в доме учителя начальной школы. Встретили нас в поселке гостеприимно и радушно. Исключение составил лишь врач местного госпиталя, который еще вначале, при «распределении жилья», сказал, что «красных к себе брать не намерен». Наш переводчик прекрасно слышал эту фразу, негромко брошенную врачом Моргану в его присутствии. Начальник радиостанции, являвшийся также представителем власти на мысе Барроу (он был здесь правительственным агентом), извинился перед нами за эту выходку.
Смирнов ознакомил нас с кипой радиограмм из Москвы, посвященных розыскам самолета «СССР-Н-209», а также с выдержками из советской печати, опубликованными в газетах ряда стран. Пресса отражала картину спасательных операций, которую мы не могли видеть во время перелета из Красноярска к мысу Барроу.
«Нью-Йорк, 14 августа. По сообщению агентства Юнайтед Пресс, три самолета совершили полет из Фербенкса на поиски советских летчиков на самой Аляске. Один самолет, «Локхид электра», был зафрахтован М. В. Беляковым. Самолет пилотировал Джо Крессан, шеф-пилот компании «Аляска-Эйруэйс»... Совершил полет на север до острова Флакс-мен и, ничего не обнаружив, вернулся в Фербенкс. Второй самолет, «Фэйрчайлд» (пилот Роббинс и второй пилот Армистед, принимавшие участие в спасении пассажиров и экипажа «Челюскина»), производил розыски к северо-западу от Джо Крессана. Покрыл расстояние в 400 километров, после чего вернулся в Фербенкс. Третий самолет, «Фэйрчайлд» (пилот Меррей Стюарт), совершил полет на северо-восток и после безуспешных поисков вернулся в Фербенкс. На борту находился также тов. Смирнов. В розысках экипажа «Н-209» изъявил желание принять участие также известный летчик Маттерн».
«Париж, 15 августа. Французская печать уделяет большое внимание положению экипажа самолета «Н-209». Газеты подробно сообщают о мерах, принятых советским правительством для розыска экипажа. Французские газеты, отмечая, что американский летчик Маттерн примет участие в розысках самолета С. А. Леваневского, указывают, что в 1933 году после аварии в Арктике Маттерн был выручен из тяжелого положения Леваневским».
«Правительственная комиссия по организации перелетов Москва-Северная Америка сообщает, что... работы по оказанию помощи продолжаются. Ледокол «Красин» устраивает помост для погрузки самолетов. Вернувшиеся с полюса в Москву самолеты «Н-170», «Н-171» и «Н-172» перелетели на авиационный завод, где немедленно началась проверка и подготовка их к вылету».
«23 августа вновь зарегистрировано несколько случаев, когда неясно была слышна станция на волне и в сроки, характерные для самолета т. Леваневского. Разобраны лишь отдельные буквы. Имея в виду, что на самолете сохранился в целости приемник, с полярных станций по нескольку раз в день дается в эфир сообщение для экипажа о принимаемых мерах по розыску.
Продолжается сосредоточение самолетов на побережье Ледовитого океана. Экспедиция Уилкинса на самолете «Л-2» прибыла в устье реки Коппермайн на севере Канады.
Самолет т. Грацианского прилетел в бухту Кожевникова близ Нордвика в Хатангском заливе. Самолет т. Головина, вылетев из Тюмени, сделал посадку у селения Карым-Кары, в нижнем течении Оби.... Ледокол «Красин» вышел из тяжелого льда, направился по 71-й параллели на запад, навстречу пароходу «Микоян», который подвозит ему уголь, и уже прошел Берингов пролив».
«По сообщению Главсевморпути, над островом Рудольфа низкая облачность. Аэродром закрыт облаками, и посадка на нем невозможна. Это задержало в Амдерме воздушную экспедицию Героя Советского Союза тов. Шевелева. Как только погода улучшится, самолеты «Н-170», «Н-171» и «Н-172» вылетят на остров Рудольфа.
Летчик тов. Грацианский перелетел на летающей лодке «Н-207» с реки Оленек в бухту Тикси. (ТАСС)».
«Фербенкс, 6 сентября. (Спец. корр. «Правды»). Вчера в 18 часов 45 минут по московскому времени летчик Задков вернулся к ледоколу «Красин». Как и предполагалось, непогода вынудила Задкова совершить посадку в Ледовитом океане, где его гидросамолет пробыл больше двух суток.
Уилкинс сообщил метеорологу Белякову, что намерен расширить район поисков до 87-й параллели, и передал сведения о состоянии льдов в море Бофорта, в районе Земли Бенкса и острова Патрик... Сейчас здесь энергично готовятся к обслуживанию самолета Грацианского».
«Фербенкс, 13 сентября. (Спец. корр. «Правды»). Летчик Грацианский радирует из Уэлена, что 14 сентября он предполагает вылететь на мыс Барроу. Погода по маршруту Грацианского улучшается. Во время полета связь с амфибией будет поддерживать радиостанция мыса Барроу. По маршруту Уилкинса стойко держится плохая погода-за 80-м градусом северной широты низкая облачность с туманом над льдами».
«Начальник Главсевморпути тов. О. Ю. Шмидт получил такую радиограмму от советника полпредства СССР в США тов. Уманского: „Вашингтон. 14 сентября Грацианский благополучно прилетел в Барроу в 22 часа 40 минут по гринвичскому времени. Летчик сделал посадку на лагуне вблизи поселка. Во время полета Грацианский поддерживал радиосвязь с Барроу"».
Здесь, в Барроу, нам рассказали, чем завершилось широко разрекламированное мировой печатью участие в поисковых полетах Джемса Маттерна. «Я буду счастлив помочь Леваневскому и его коллегам. Я не забыл, как он прилетел за мной на Чукотку. Я решил осмотреть арктические льды»... — заявил он в Фербенксе корреспондентам. На новеньком самолете «Локхид-электра», закупленном Советским Союзом, Маттерн обещал совершить беспосадочный полет на Северный полюс и обратно — вдоль 148-го меридиана. Для обеспечения дальности рейса дозаправку топливом должны были произвести в воздухе. Самолет-заправщик системы «Форд», которому надлежало участвовать в этой операции, потерпел аварию при вынужденной посадке в четырех милях к югу от Фербенкса. Экипаж остался цел.
Но еще до прибытия заправщика на Аляску Маттерн повел «Локхид-электра» в первый, «пристрелочный», полет на север, чтобы обследовать полосу океана до 75-й параллели. Американский ас вернулся в Фербенкс раньше времени и заперся у себя в номере. Посетившим его советским представителям Маттерн заявил: «О, Арктика ужасная страна! Там горы льда! Летать в Арктике на сухопутной машине — безумие, самоубийство!»
Когда ему напомнили, что Чкалов и Громов совершили свои перелеты через полюс именно на сухопутных машинах, он резко ответил, что не собирается умирать во льдах.
На следующий день после этого разговора Джемс Маттерн улетел в Техас... Американцы — жители Аляски стыдились поступка своего соотечественника, возмущались его малодушием.
Перед нашим прибытием на мыс Барроу там некоторое время находился американский полярный исследователь и летчик Губерт Уилкинс. Его имя часто упоминалось тогда в радиограммах о ходе поисков «СССР-Н-209». Экипаж Уилкинса состоял из канадцев. Базирование на мыс Барроу он счел для себя непригодным и перелетел в Канаду, на остров Бартер, в устье реки Макензи, где, по его мнению, условия были лучше. Гидроплан Уилкинса «Консолидейтед» (также закупленный Советским правительством) имел значительно большую дальность полета, чем наш «С-43».
Губерт Уилкинс вел поиски на северо-восток от 148-го меридиана, а наш экипаж, согласно заданию Москвы, должен был обследовать океан к северо-западу от этого же меридиана. Всю площадь, которую следовало «проутюжить» обоим самолетам, мы разделили на квадраты с таким расчетом, чтобы каждый квадрат постоянно находился в поле видимости: его сторона равнялась 50 километрам. Чтобы держать под контролем 25 километров по одну и другую сторону от нас, мы решили лета-преимущественно на высотах 300-400 метров.
За две недели до нас в Барроу прибыл наш полярный летчик Задков на гидроплане «Дорнье-Валь». Он сделал четыре коротких полета в море Бофорта, в район пребывания «Красина». Ледокол после недолгой стоянки ушел от мыса Барроу на 200 километров к северу и дрейфовал в полях мелкобитого льда. «Базировавшаяся на «Красине» машина Задкова имела весьма ограниченные возможности, и рассчитывать на то, что он совершит дальние полеты, не приходилось. Задков садился на полыньи вблизи ледокола, швартовался к льдинам или борту «Красина» в зависимости от обстановки. Конечно, это были рискованные стоянки, ведь льды коварны. После четвертого полета началась подвижка льдов, машину раздавило, и она затонула. (К счастью, летный экипаж находился в тот момент на борту «Красина».) Так что поговорить с Задковым и его спутниками нам не удалось: на борту ледокола они уплыли к берегам Сибири за два дня до нашего прибытия на Аляску. «Красин» получил срочное задание — оказать помощь каравану судов, застрявшему в Восточно-Сибирском море.
Мы все же поприветствовали друг друга, хотя и на расстоянии... Это произошло во время нашего первого вылета в океан, 18 сентября. Нам очень важно было проверить работу радиопеленгатора, недавно установленного на «С-43». Для этого отправились вдогонку за «Красиным», который уже пятые сутки шел на запад. Погода нам благоприятствовала. У берегов мыса Барроу торосились мощные льды. Они образовали мощный трехэтажный вал. Нам позднее рассказали американцы, что эти ледовые редуты не успевали растаять даже за летние месяцы. У разводий лежало огромное количество моржей. Такое скопление клыкастых ластоногих я видел впервые.
Быстро связались по радио с ледоколом и включили наш пеленгатор. Он нас за полтора часа исправно вывел на искомый объект: настигли судно. Устройство показало себя с наилучшей стороны. Снизились, сделали несколько кругов над ледоколом. На палубах было многолюдно. Мореплаватели размахивали руками, подбрасывали шапки. Где-то в этой толпе стояли и экипажи наших товарищей — авиаторов Василия Задкова и Михаила Каминского. Оба они — уже бывалые, заслуженные полярники, не раз выходили победителями в поединках с коварной северной стихией. И теперь сделали все, что было в их силах. Но ледокол- их база — не смог преодолеть мощные ледовые преграды перед 73-й параллелью. Арктика не. порадовала их ни единым ясным днем, сыпала на корабль снежную крупу, злобствовала. Среди торосов невозможно было найти мало-мальски подходящую взлетную площадку для хрупкого сухопутного самолета Михаила Каминского. Да и радиус действия этой машины был явно маловат... На сей раз собратья по летной профессии возлагали свои надежды на нашу амфибию, значительно более приспособленную для таких трудных розысков. Наш экипаж испытывал чувство искренней благодарности к Каминскому, его товарищам-авиаторам, морякам «Красина»: ведь это они доставили на побережье мыса Барроу железные бочки с горючим для нас. Что ж, теперь наш черед сделать все от нас зависящее...
Эта первая разведка показала, что чистая вода кончалась недалеко от берега, дальше шел мелко-битый лед, а от 73-й параллели простирались поля тяжелого, многолетнего льда. Здесь постепенно исчезали последние признаки жизни — отдушины, проделанные во льду морскими зверями.
Вечером мы узнали, что в этот же день летал в океан и Уилкинс — со стороны Канады. Безрезультатно... Это был его восьмой и последний полет. В Американском секторе Арктики остался для розысков Леваневского лишь один наш самолет.
Ближайшая к поселку Барроу лагуна, где мы сделали первую посадку после прибытия с Чукотки, оказалась непригодной для взлетов с полной топливной загрузкой. Пришлось организовать доставку горючего на другую лагуну, расположенную в семи километрах от полярной станции. Кроме выгруженных на берег бочек с бензином и маслом, ничто не давало повода думать, что отсюда можно производить дальние полеты на север. У здешних водоемов, открытых всем ветрам, не было обрывистых берегов, за которыми мы могли бы спрятать самолет. Приходилось закреплять «С-43» на двух якорях и нести возле него круглосуточную вахту. Берега кругом были топкие, и выводить амфибию на сушу с помощью шасси, собственным ходом, не представлялось возможным.
Американские зимовщики и эскимосы охотно нам помогали. То на вездеходе, то на собачьих упряжках подвозили к нашей стоянке горючее и все необходимое. Однажды нас обслужил сам Папа Чиф — огромный сенбернар, предмет гордости мистера Моргана. Это был большеголовый, с осмысленным выражением глаз, с коричневыми разводами на белой шерсти пес. Без особых затруднений доставлял он к нам на нартах столитровую бочку с бензином. Мистер Морган привез его в Барроу с юга еще щенком. Когда у Чифа появилось потомство, к его кличке добавили уважительную приставку «Папа».
Накануне дня вылета на поиски мы ночевали в салоне самолета, с тем чтобы выиграть время — полярные дни становились все короче.
Взлетали еще затемно.
Каждое утро нам сообщали прогноз погоды в районе поисков. Прогнозы поступали по радио с метеостанции крупнейшего города Аляски — Фербенкса. Главную роль в их подготовке играл командированный в США для метеоролйгаческото обеспечения полетав через (полюс инженер-синоптик Ми-хаты Васильевич Беляков- брат знаменитого сподвижника Чкалова. Предвидеть картину погоды над океаном фербенкским прогнозистам было нелегко: их станция находилась на расстоянии около 900 километров к югу от мыса Барроу, за мощным горным хребтом Эндикотта.
К тому же данные для составления прогноза собирались с точек, весьма удаленных от мест, где пролегали наши воздушные маршруты.
Михаил Беляков передавал нам сводки на русском языке, но латинским шрифтом, поскольку ни в Фербенксе, ни на станции у Моргана русского шрифта не имелось. Первым русским словом, которое заучил мистер Морган, было «туман». Он произносил его с ударением на первом слоге — «туман». И когда сводка оказывалась явно неблагоприятной, наш гостеприимный хозяин отворял двери своего оффиса и, сокрушенно разводя руками, произносил:
— Туман... Туман...
Немало хлопот причиняла нам в полетах близость магнитного полюса: она не позволяла ориентироваться по магнитному компасу. Стрелка нервно крутилась вокруг своей оси и ни в какую не хотела стоять на месте. Не успеешь, бывало, установить указатель курса по компасу, как картушка начинает отклоняться в сторону. Не знаю, что бы мы делали, если бы у нас не было радиопеленгатора с вращающейся рамкой. Он не давал нам впасть в серьезную ошибку. Американская радиостанция на мысе Барроу через определенные интервалы времени подавала нам сигналы для радиопеленга. Это было весьма важно еще и потому, что мы стремились пробыть в поиске как можно дольше и возвращались почти с пустыми баками. При ясном небе ориентировались по звездам. Для увеличения дальности рейдов в «белое безмолвие» мы брали на борт амфибии обычные двухсотлитровые бочки с бензином и в воздухе ручным насосом перекачивали топливо в баки. Но «С-43», конечно, имел свой предел, ограничивавший наши возможности.
Непосредственно летные задачи решали мы со штурманом и радистом, а бортмеханики вели непрерывные наблюдения за горизонтом, за сушей и океаном. У всех были мощные бинокли, позволяющие даже на значительном удалении обнаружить что-либо, хотя бы отдаленно напоминающее следы людей...
К несчастью, в этой зоне Арктики недавно прошли обильные снегопады. Они укрыли многолетние льды толстым белым покрывалом. Многие разводья затянулись тонкими ледовыми перемычками и «припудрились» снегом. Поиски усложнились. Сколько раз мы снижались до бреющего полета и кружили над разводьями, которые своими очертаниями удивительно походили на распластанные крылья самолета!... Порой ледяные торосы отбрасывали обманчивые тени, казавшиеся нам то группой людей, то силуэтом полузасыпанного снегом «Н-209».
Мы уже договорились между собой, что в случае обнаружения экипажа Леваневского при любых обстоятельствах делаем посадку-даже с риском поломать -свой самолет. Ведь у нас имелись две мощные радиостанции, солидные запасы пищи, теплая одежда.
Когда мы возвращались из второго полета в глубь Арктики, горючего у нас едва хватило для того, чтобы дорулить до стоянки. Это, конечно, было риском, но мы действовали по велению сердца и «утюжили» океан до последнего предела. В следующий полет ухитрились втиснуть в салон еще одну лишнюю бочку с бензином. Амфибия едва оторвалась от воды... У каждого из нас теплилась надежда: может, теперь-то, наконец долетим до места, где находится «СССР-Н-209».
В ходе самого дальнего нашего полета мы удалились от мыса Барроу почти на 1000 километров. После нескольких дней шторма в воздушном океане наступил штиль, видимость была превосходная, искрился на солнце снег. За ледяными торосами вновь появились тени, то и дело заставлявшие учащенно биться наши сердца. Если бы не необходимость возвращаться на базу — вот так долетели бы до полюса. Если бы увидели то, что искали, — без малейшего промедления пошли бы на посадку... Но вот уже, по всем расчетам, сожгли половину топлива. Горько, но надо возвращаться...
Пожалуй, потратили даже больше половины бензина... Но когда шли на север, нам все время мешал, дул в лоб встречный ветер. На обратном пути он будет попутным. Так что должны дотянуть до Барроу...
И в самом деле, дотянули. Но буквально на последних каплях- чтобы добраться до своей стоянки, топлива уже не хватило. Только привезенная с базы на собачьей упряжке бочка оживила остывшие двигатели, и мы, наконец, бросили якоря на привычном месте.
Савва Смирнов получил из Фербенкса очередную порцию радиограмм, цитирующих сообщения газеты «Правда» и ТАСС:
«В АМЕРИКАНСКОМ СЕКТОРЕ АРКТИКИ ПЛОХАЯ ПОГОДА. 22 сентября начальник Главсевморпути тов. О. Ю. Шмидт получил радиограмму с борта ледокола «Красин». Начальник экспедиции на «Красине» передает радиограмму, принятую им от летчика тов. Грацианского, выжидающего, как известно, на летающей лодке «Н-207» улучшения погоды возле мыса Барроу. Тов. Грацианский сообщает: «Делал два вылета в море -18 и 20 сентября. После часа полета возвращался обратно из-за отсутствия видимости. Наша лагуна в мелких местах начинает покрываться тонким льдом...»
«ПОЛЕТЫ ГРАЦИАНСКОГО НА СЕВЕР. Начальник Главсевморпути тов. О. Ю. Шмидт получил радиограммы от начальника экспедиции на ледоколе «Красин» тов. Дриго. В них сообщается о новых полетах тов. Грацианского на летающей лодке «Н-207». Первый полет состоялся
22 сентября и продолжался 5 часов. Вначале была приличная видимость, но после 72 градусов 30 минут северной широты летчик встретил туман без просветов. Долетев в неблагоприятных условиях до 73 градусов 30 минут северной широты по 149 градус 30 минут западной долготы, он повернул обратно.
23 сентября тов. Грацианский совершил еще один полет и достиг 74 градусов 10 минут северной широты по 149 градус 20 минут западной долготы. Полет проходил на высоте 100-300 метров. От Барроу до 74 градусов 10 минут северной широты по 149 градус 20 минут западной долготы — чистая вода. Дальше мелкий и крупнобитый лед, видимость- 10 миль. Тов. Грацианский сообщил, что во время полета основным прибором, по которому он ориентировался, был радиопеленгатор. Ориентировку производили по рациям на мысе Барроу и на «Красине». Полет продолжался 6 часов. В пути часто встречались снежные заряды».
«ТЕЛЕГРАММА ГРАЦИАНСКОГО: «В АРКТИКЕ ПЛОХАЯ ПОГОДА». «Низкая облачность, туман и снегопады задерживают вылет на север. По сообщению тов. Белякова, на севере от Аляски пока продолжается циклоническая деятельность. В ожидании погоды проверяем материальную часть. Грацианский».
«Воздушная экспедиция Героя Советского Союза тов. Шевелева вчера из-за отсутствия летной погоды снова задержалась на острове Рудольфа».
«29 сентября самолет «Н-207» совершил четырехчасовой полет. Тов. Грацианский сообщает, что в море по всему району туман. В поисках хорошей погоды для выхода на север тов. Грацианский пролетел по маршруту: Барроу — 71 градус 45 минут северной широты и 153 градуса 30 минут западной долготы — 71 градус 15 минут северной широты и 152 градуса западной долготы — Барроу. По маршруту лед 8 баллов, мелко-крупнобитый. Кромка льда идет в 15 милях по побережью от мыса Барроу до мыса Халкетт».
«Начальник Главсевморпути тов. О. Ю. Шмидт 7 октября получил из Фербенкса от тов. Белякова радиограмму о новом полете тов. Грацианского, на амфибии «Н-207». 5 октября тов. Грацианский вылетел с мыса Барроу и достиг 75 градусов 30 минут северной широты, и 148 градусов 30 минут западной долготы. Затем он снова вернулся в Барроу. Летчик обследовал льды в районе своего полета. Он сообщает, что на востоке — сплошное ледяное поле с редкими трещинами, на юге — чиста.я вода. На плавучих льдинах летчик видел моржей и тюленей. Туман препятствовал дальнейшему продвижению на север. С понижением температуры тов. Грацианский надеется достигнуть более высоких широт».
Короче и сумрачнее становились дни, неохотнее подымалось над горизонтом скупое на ласку полярное солнце. Тяжело было сознавать, что отважные, мудрые люди все еще проигрывают поединки со стихией...
В Арктике уже сентябрь коварен, а октябрь тем более. Все чаще метели, густые туманы, штормы. Солнечный луч лишь изредка мелькнет и прочертит светлую полоску в океане и в тундре. Серьезные трудности создают для летчиков сильные ветры. Мыс Барроу, представляющий собой узкую полосу земли, вонзившуюся в океан, — настоящая сцена для буйных плясок буранов. За полтора месяца пребывания здесь можно было буквально по пальцам перечесть дни, когда ветры утихомиривались.
Один из последних наших рейдов в глубь ледяной пустыни был выполнен вдоль северного берега Аляски до устья канадской реки Макензи. Этот маршрут мы избрали по тем соображениям, что экипаж Леваневского мог добраться и туда. Шли над унылыми равнинными берегами севера Аляски, затем Канады... Но тщетно, никаких следов... В пути встретили лишь стада диких оленей-карибу да незамерзающие озера в тундре, покрытые слоем белой нефти.
26 октября в шестой раз отправились в направлении Северного полюса. Достигли 77 градусов 30 минут северной широты. Дальше лететь не позволил плотный туман.
Все наши полеты начальник радиостанции Стенли Морган наносил на хранившуюся у него карту маршрутов путешествий полярных исследователей. Значительная часть наших рейсов пролегла через места, прежде не посещавшиеся человеком. Поэтому: Морган тщательно нанес все наши маршруты на карту, приклеил здесь же. наши фотографии и потребовал при этом, чтобы мы поставили свои подписи.
На этой же карте был обозначен маршрут плавания Амундсена вдоль Североамериканского побережья и рядом стояла подпись прославленного норвежца. Слов нет, приятно быть причисленными «к лику» первопроходцев, но это удовольствие омрачалось безрезультатностью поисков. Чего только не отдали бы мы, чтобы вновь увидеть Леваневского и его товарищей...
С 14 сентября по 30 октября мы совершили шесть глубоких поисковых полетов над океаном, тщательно исследовали участок Арктики, заключенный между 148 и 156-м меридианами, мысом Барроу и 77-м градусом 30 минутами северной широты.
Лагуны стали замерзать. Пробовали взлетать и садиться на колесах в тундре, но кончилось это тем, что хвостовое колесо попало на промерзшую кочку и отломилось. Толщина ледяного покрова на лагунах не достигла еще и 25 сантиметров, в то время как для нашего «С-43» нужен был лед не менее чем 35-сантиметровой толщины.
Двое суток в Барроу мела пурга. Приутихло, но не было никакой гарантии, что вся эта снежная круговерть не возобновится. Зима хозяйничала вовсю, ртуть на термометрах упала до минус двадцати пяти градусов по Цельсию. Через две недели должна была наступить долгая полярная ночь... Мы получили радиограмму из Москвы: поисковые работы прекратить и возвращаться домой.
На прощанье мы подарили гостеприимным американским хозяевам по ящику русского масла — из наших запасов. Этот продукт обитателям Барроу понравился явно больше, чем жировые смеси, поставляемые американскими фирмами.
Мы принялись расплачиваться за жилье и все услуги, предоставленные нам на мысе. Но американцы наотрез отказались от денег. Мистер Морган сказал, что, если мы будем настаивать на уплате, он не выйдет нас провожать.
Перед отбытием, во время контрольного полета, нам представилась возможность побывать на месте гибели двух знаменитых американцев — летчика Вилли Поста, прославившего себя кругосветными перелетами, и его спутника писателя Вилли Роджерса. Задумав первыми перелететь через Северный полюс с Аляски в СССР в июле 1935 года, они избрали началом маршрута мыс Барроу. Здесь воздушные путешественники предполагали заправиться горючим, а также сбросить после взлета поплавки для облегчения веса машины и уменьшения лобового сопротивления. Для своего сверхдальнего рейса в Архангельск они избрали одну из лучших американских машин того времени — «Локхид-электра», обладавшую большой дальностью полета.
Из-за густой дымки, окутавшей северное побережье Аляски, Вилли Пост не смог разыскать поселок Барроу и сел в устье неизвестной речушки. Здесь путешественники спросили дорогу у встретившегося им эскимоса, который охотился на моржей. Выяснив, что до поселка Барроу всего двадцать километров, Пост взлетел. Но при этом сделал слишком крутой разворот. Топлива в баке было мало, остатки бензина отхлынули от заборной трубки, двигатель остановился, и тяжелая машина стала скользить на крыло. Она упала в воду лагуны. Экипаж погиб. Эскимос, ставший свидетелем катастрофы, добрался на моторной лодке в поселок Барроу и сообщил о случившемся...
В полете нас сопровождали Смирнов и Морган. Еще издали они указали нам на темное пятнышко, которое вблизи оказалось грудой искореженного металла, торчащего из лагуны. Мы совершили над обломками «Локхид-электра» три круга, воздавая почести погибшим.