В полярную ночь — на полюс□ □
Записки штурмана□ □
Полярная ночь! Еще недавно эти слова символизировали преграду, перед которой бессильно останавливался в Арктике человек. Полярные исследователи бросали работу, спешно отступая на юг. А если льды все же преграждали им путь и ночь захватывала в дороге, — вся деятельность научных экспедиций сводилась к тому, чтобы любым способом пережить зиму.
Знаменитый норвежский исследователь Арктики Фритьоф Нансен, чьи смелые путешествия во льдах Северного Ледовитого океана приводили в изумление весь мир, и тот бессильно останавливался перед полярной ночью и неоднократно, будучи ее пленником, говорил: «Уменье ждать — величайшая добродетель полярного исследователя!».
Эта классическая формулировка пассивного метода исследования Арктики просуществовала до последнего времени. Советские ученые в содружестве с летчиками в корне изменили метод исследовательских работ, придав им активный характер.
★
Недавно в работе экипажа летчика Черевичного, совершавшего на тяжелом транспортном самолете
«СССР-Н-474» систематические полеты с мыса Челюскин через полюс на дрейфующую станцию «Северный полюс-3», произошел интересный случай.
Часов шесть спустя после очередного возвращения со льдины мы, проанализировав прогноз погоды и синоптическую карту, приняли решение вылетать на станцию с грузом горючего.
Погода по нашему маршруту была не хуже и не лучше, чем она бывает в это время года в Центральном Арктическом бассейне: низкая десятибалльная облачность, снегопады и неустойчивые слабые ветры северо-восточных румбов до самого Северного полюса. А дальше, включая район станции, — высокослоистая облачность с разрывами, туман, южные ветры силой 6—8 метров в секунду.
У нас, на мысе Челюскин, было ясно. На южной части небосклона низко висели крупные дрожащие звезды. Вся северная часть горела зеленым пламенем сполохов, настолько ярким, что даже льды светились зеленоватым фосфоресцирующим отблеском.
— Опять заиграли, — показывая на север, недовольно проговорил Черевичный.
— Ты думаешь, будет плохо с радиосвязью? — с трудом вытаскивая из сугробов ноги, обутые в унты, спросил второй пилот Мироненко.
— Не только с радиосвязью! Будут затенены сиянием и звезды! — вмешался в разговор бортрадист Патарушин.
— Все звезды сразу не закроет. А облачность по прогнозу не выше трех — трех с половиной тысяч метров. Так что «звездная дорога» нам открыта! — успокаиваю я экипаж...
Серебристый самолет в отблесках стартовых огней, казался огромным. Раскинув широкие крылья, прижавшись к заснеженному полю, он весь вздрагивал от мощных оборотов прогреваемых моторов.
Заметив наши фигуры, вырвавшиеся из темноты в свет костров, бортмеханик Шекуров из иллюминатора кабины сделал нам знак и, сбросив газ, уменьшил обороты. По узкому высокому трапу мы забрались в самолет.
— Все готово!
— Пошли! — ответил Шекурову Черевичный, выруливая на старт.
Взлет был по из легких. Сильный ветер передул площадку. Самолет оторвался у самого обрыва, где внизу дымилось туманом свободное от льдов море...
установив на звездном компасе курс, сообщаю его пилотам. Оба кивком подтверждают курс и, вцепившись в штурвалы, стараются выдержать направление.
Самолет резко кидает. Сильные горные ветры, спадающие с ледников Северной Земли, неистово треплют машину. Нужны большие усилия, чтобы удержать ее на заданном курсе.
Вскоре грозные вершины остаются внизу, где-то слева. В воздухе стало спокойнее. Во всех кабинах свет выключен. Это для того, чтобы лучше наблюдать за звез¬дами. Одна из них, яркая, горящая ровным светом, служит путеводной.
В арктическом воздухе, где нет пыли и атмосфера более прозрачная, звезд видно значительно больше, чем в небе средних широт. Но не все они пригодны для ориентировки. Словно из алмазов, рассыпанных по черному бархату, приходилось выбирать из них самые крупные, наиболее удобные для расчетов.
Изредка, для контроля мы брали пеленги радиостанций Большой Земли. Но, когда накладывали их на карты, они уходили в сторону от расчетного места, полученного астрономическим путем. Бортрадист Патарушин, пожимая плечами в ответ на мой вопрошающий взгляд, указывал на небо, где из края в край полыхало сияние.
— Все станции дают «АБТ» — пеленг неуверенный. Это из-за помех атмосферного электричества.
— Когда будет связь с «СП-3»?
— По расписанию через сорок минут. А далеко еще до станции?
— Тысяча сто километров. Следи за берегом! Ночь будет неспокойная.
— Берег держу на ключе, но меня уже плохо слышат. А отлетели всего пятьсот километров!
Патарушин протянул мне наушники. Сильный треск и какое-то шипение с резкими щелчками остро стрельнули в уши. Я быстро сорвал наушники:
— Ничего не разберу. Как ты не оглохнешь?
Самолет шел на высоте 3.500 метров. Внизу, под толстым слоем всхолмленных облаков таился океан. Но в теплых, уютных кабинах ничто не напоминало о нем. Казалось, самолет никуда не летит, и только десятки вздрагивающих стрелок на светящихся циферблатах говорили о том, что покой этот кажущийся, что десятки слаженных механизмов, подчиненные воле люден, ведут неустанную работу.
Обманчивым был и покой природы. Уже по сводкам, получаемым на борт с далеко
оставленных на юге станций, экипажу бы¬ло ясно, что погода портится.
Из Гренландии в Центральный Арктический бассейн вторгся циклон, несший с собой тяжелую облачность с обледенением и неистовые ветры с пургой и падением видимости до нуля.
Оставив штурвал, Черевичный вышел в штурманскую кабину.
Вместе мы тщательно проанализировали состояние погоды и приняли решение: по¬лет продолжать!
— Вполне успеем дойти до «СП-3», выгрузиться и вернуться на Землю Франца-Иосифа. К тому времени циклон уже пройдет.
— А как погода на станции?
— Новых данных нет. С мыса Челюскин сообщают, что связи с «СП-3» нет ни у них, ни на острове Диксон. Все береговые станции по нашему требованию зовут «СП-3», но пока ни у кого связи нет.
— Нет? И у нас? — Черевичный пытливо посмотрел на меня, потом на радиста.
— Не могу понять, в чем дело. «СП-3» никому не отвечает, — помрачнев, ответил бортрадист.
— А сколько прошли?
— До «СП-3» осталось семьсот километров. На мыс Челюскин возвращаться нельзя. Там пурга.
— О возвращении не может быть и речи... «СП-3» никто не слышит. Может быть, у них аврал, беда?... Льдину сломало?... Но как найти их без связи?
— Придем без связи и радионавигационных средств, — ответил я. — Лишь бы звезды были видны. Погода на станции по сводке трехчасовой давности хорошая. А если нас закроет облаками, они услышат шум моторов. Дадут ракеты, будут слушать работу пашей рации.
— Вполне согласен, — сказал Черевичный.
— Иван Иванович! А если «СП-3» закроет туманом или мы не найдем без связи их «радиопривода», куда будем возвращаться? — задал вопрос Мироненко.
— Вернемся на Землю Франца-Иосифа, а если закроет и ее, — дотянем до Диксона. Лишь бы не закрыло звезд! — ответил Черевичный.
— Вообще облачность повышается. Но в моей практике не было случая, чтобы по звездам можно было находить точку при полетах даже над землей. А ведь тут же полюс и ночь, — сказал Мироненко.
... Звезды стало затягивать тонкой про¬свечивающей облачностью. Но на небе их было еще достаточно, и параллельно на¬строенные астрокомпасы позволяли при исчезновении одной звезды вести самолет по другой, еще не спрятавшейся за облака.
В штурманской кабине стоял полумрак. Только узкий свет электролампы падал на карту и колонки цифр, которых становилось все больше. Бортмеханик Мохов, свободный от вахты, уютно расположившись в глубоком кресле у большого навигаторского стола, долго следил за моими расчетами. Потом он включил электроплитку и, поставив на нее большой эмалированный чайник, стад возиться в ящике с продуктами. Вскоре по самолету разнесся запах кофе, на который в кабину стали собираться все, кто был свободен от вахты.
— Словно на «радиопривод» идут! — засмеялся Мохов, разливая кофе по кружкам и разнося их тем, кто не мог оставить рабочего места.
Обжигаясь черным напитком, никто на этот раз не задерживался в штурманской кабине. Но, покидая ее, все заглядывали в карту, где по слабо прочерченной темной линии тянулась цепочка перекрещивающихся стрелок — местоположение самолета, рассчитанное по звездам.
Вопросов мне не задавали: чувствовали, что через несколько минут все будет ясно...
Верны ли расчеты штурмана? Или лагерь Трешникова без связи действительно недосягаем?
О серьезности положения говорило все: и молчание экипажа, и нетронутая кружка кофе на штурманском столе, и та особая тщательность, с которой пилоты вели самолет...
— Полюс! Четыре градуса влево! Можно снижаться! — проговорил я, оторвавшись от расчетов.
— Есть четыре влево! — ответил Мироненко, и стрелки высотомеров медленно поползли вниз...
— Не отвечают?
— Никому! Но в 00 часов по-московскому у них синоптический срок. Обязательно «вылезут» в эфир! — тихо отвечает
радист на мой вопрос, но его слышат и пилоты.
— В 23 часа 55 минут будем у них. Слушай внимательно. Они обязательно услышат шум моторов. Огней не увидим, сплошная облачность. Вероятно, такая же и над лагерем, — предупредил я радиста.
Теперь, когда до лагеря оставались считанные минуты, весь экипаж напряженно смотрел вперед. Только радист, не отрываясь от ключа, непрерывно звал лагерь и, меняя волны приемника, слушал эфир.
— Расчетное время! Под нами лагерь!
Черевичный взглядом спрашивает меня:
«Вниз?».
— Сделаем круг, а потом...
— Есть связь! Слышат шум наших моторов! — сообщил радист.
— Отлично! Запроси высоту облаков нижней границы, давление и условия посадки!
— Высота сто метров, видимость два километра, давление 749, 7! Переходите на связь с командной станцией!
Самолет нырнул в облака. Мутная ледяная пленка сейчас же покрыла стекла кабины. От включенных антиобледенителей запахло спиртом.
Вдруг в темноте, внизу, брызнули цветные огни, стройно вытянувшиеся в две линии. Поворот, еще поворот, и колеса самолета зашуршали по снежному полю...
★
В целях проверки возможности точного прилета в лагерь «Северный полюс-3» без применения радионавигационных средств самолеты нынешней зимой прилетали на льдины четыре раза. Дважды точно в расчетное время приходил летчик Котов со штурманом Морозовым и дважды — Черевичный с автором этих строк.
Высаженные на лед почти одиннадцать месяцев назад, обе научные дрейфующие станции «Северный полюс-3» и «Северный полюс-4» регулярно получали запасы всевозможного снаряжения и оборудования. Впервые в истории были совершены массовые полеты в условиях полярной ночи с посадками тяжелых машин на дрейфующий лед высоких широт.
В. АККУРАТОВ,
главный штурман полярной авиации.
МЫС ЧЕЛЮСКИН — МОСКВА.