SVF » 31 Январь 2016 14:12
«Росгидромет интересуют только квадратные метры и круглые нули»
Легендарный полярник Виктор Боярский, уволенный с поста директора музея Арктики и Антарктики — о том, как и почему чиновники гробят очередное доброе начинание
30.01.2016
Первого февраля — впервые за двадцать лет — российский государственный музей Арктики и Антарктики (РГМАА) останется без директора. Продлить контракт с почетным полярником, ученым и писателем Виктором Боярским Росгидромет, в чьем ведении находится РГМАА, отказался. Несогласие директора уступить здание музея в центре Петербурга малочисленному церковному приходу стало камнем преткновения в отношениях с ведомством. В ответ на неуступчивость Боярского Росгидромет инициировал прокурорскую проверку и обратился в суд. В чем причины этой войны? Чем она закончится для музея и его директора? Об этом и не только Виктор Боярский рассказал «Новой».
— Почему Росгидромет отказывается продлевать контракт с вами?
— Для отказа продлить контракт есть только две причины: либо человек завалил работу, либо он чем-то не устраивает руководство. По производственным показателям меня увольнять оснований нет. Всему причиной мое несогласие с позицией Росгидромета в отношении судьбы музея.
— То есть причина — ваш отказ передать здание церкви?
— Да. В 2012 году, после того как вышел закон «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности», Никольский Единоверческий приход (численностью не более 50 человек), который занимал это здание до 1931 года, подал заявку на его возвращение. Росимущество ее рассмотрело и дало распоряжение Росгидромету — разработать план высвобождения здания под приход. Для этого Росгидромет, согласно тому же закону, должен был найти взамен что-то подходящее для музея. Но никому в Росгидромете ничего другого не пришло в голову, кроме как предложить нам переехать в конференц-зал Арктического института площадью две тысячи квадратных метров, хотя для нашей экспозиции необходимо не менее семи тысяч! Причем они это предложили не просто так, а рассматривали совершенно серьезно.
В январе 2014 года меня пригласили в Росгидромет на первое совещание по вопросу передачи здания музея. Его проводила первый зам главы Росгидромета Елена Гангало. На это совещание я привез варианты переезда музея — мы же работали над этим, у меня были проекты, я думал: сейчас мы будем их обсуждать… А мне сказали: «Ничего обсуждать не будем, переезжайте в Арктический институт!» На это я ответил Елене Гангало: «Ваше распоряжение выполнять не буду!» И это было началом — не хочу говорить «конца» — но началом конфликта. Я обидел Гангало, когда на совещании, в присутствии ее подчиненных, сказал, что она неразумные распоряжения дает. Никто ей до этого так не говорил. Ее личная обида послужила рычагом для всех дальнейших действий. Тут же было издано распоряжение о внеплановой и незаконной проверке финансово-хозяйственной деятельности музея. В апреле ее прислали. Проверка — как это всегда бывает — выяснила ряд моментов, которые надо исправить. В том числе установила давно известный факт о предоставлении музеем юридического адреса компании «Бекар», которую я основал в 1991 году и которая сыграла ключевую роль в сохранении музея в 90-е годы, когда у него не было финансирования.
— Сегодня это вменяют вам в вину — и в суде, и в прокуратуре, поэтому расскажите подробнее.
— Я пришел в музей из Арктического института (раньше музей был всего лишь отделом Арктического института) в 1992 году. А до этого 15 лет работал в институте. Но в 90-е годы, когда все стало плохо и в институте, и в музее, мы с коллегами создали компанию «Бекар» для организации экспедиций на Север. Тогда туда можно было летать без всяких ограничений. Дело пошло. Компания поднялась, и мы решили помочь музею. Он тогда был в очень плохом положении.
Я пришел к директору института и предложил помощь. А взамен мы разместили в музее офис для пяти человек, совмещающих музейную и экспедиционную работу. Этот договор был заключен в 1992 году. До 1999 года мы на 70% финансировали музей. Содержали здание, купили оргтехнику, мебель, сделали ремонт — все на свои деньги. Параллельно мы вели работу с помощью тогдашнего мэра города Анатолия Собчака по изменению статуса музея, чтобы вывести его на государственный уровень и улучшить финансирование. Это удалось. В 1998 году отдел стал музеем, и меня сразу назначили его директором. Потому что за эти шесть лет я проявил себя как человек, которому его судьба небезразлична.
Компания «Бекар» продолжила выступать спонсором музея. Есть все подтверждающие документы. Это был элемент государственно-частного партнерства. Никакого конфликта интересов я тут не видел: и компания занималась Северным полюсом, и музей. Музей поддерживал компанию информационно. Компания была как экспедиционный отдел музея, позволяя реализовывать проекты с экспедициями. Музей в результате получал новые экспонаты, материалы и т.д.
Все было гармонично и ни для кого не являлось секретом. Когда Росгидромет со мной заключал трудовой договор в 2011 году, компания уже 20 лет как существовала, и то, что она у меня есть, все знали. Но когда проверка Росгидромета не нашла никаких существенных поводов для того, чтобы меня наказать и отстранить, всплыло это: на каком основании музей дал компании «Бекар» свой юридический адрес? Я объяснял всю историю с 1992 года, что никакой аренды здесь не было, я не мог арендовать сам у себя, мне незачем. Сотрудники музея сидят на своих местах, занимаясь по совместительству полезной для музея работой, что подтверждается и документами, и жизнью.
Но в итоге под давлением я вынужден был отказаться от юридического адреса музея: в ноябре 2014 года компания «Бекар» его сменила. Потом руководство Росгидромета издало распоряжение о приравнивании директоров музеев к госслужащим, которым запрещено заниматься любого рода коммерческой деятельностью. Я ушел из компании «Бекар», все отдал, меня там нет с апреля 2015 года. Однако в апреле же мне прислали иск от Росгидромета о причинении моими действиями ущерба музею в виде упущенной выгоды на сумму 1,2 млн рублей.
Абсурдность иска в том, что музей никогда не сдавал, не сдает и не может сдавать площади. У нас арендных площадей нет вообще. Офис (19 кв. м) предоставлялся компании на основании договора безвозмездного пользования. Юристы объясняли мне, что это не влечет за собой ничего, никаких обязательств, кроме предоставления юридического адреса. Но это стало поводом для иска.
— Каким образом был определен ущерб?
— Росгидромет не поленился — нанял за большие деньги компанию, которая, даже не заходя в музей, не посмотрев вообще ничего, подготовила стостраничный отчет. Просто посчитала среднюю стоимость продажи (не аренды!) в Центральном районе Петербурга одного квадратного метра элитной коммерческой площади и умножила эту цифру на 19 (офис «Бекара» — 19 кв. м).
Получается, что я виноват перед музеем не в том, что я сдавал, а в том, что я не сдавал выгодно эти площади какой-нибудь коммерческой структуре и упустил 1,2 млн рублей! По их логике, я должен был только и делать, что сдавать. Но если бы сдавал, я бы тоже закон нарушил, безусловно.
— Сейчас в прессе первый заместитель главы Росгидромета Максим Яковенко, сменивший в июле 2015 года Елену Гангало, так и говорит: «Боярский нарушил закон», «против него возбуждено два уголовных дела», «ситуацией занимается прокуратура». В чем именно обвиняется Боярский, Яковенко отвечать отказывается. Но якобы из-за этих дел Росгидромет и решил вас уволить.
— Это совершенно не соответствует действительности! Нет никаких уголовных дел. Дело есть всего одно, и не уголовное, а гражданское, в Выборгском районном суде Петербурга, по иску Росгидромета об ущербе в виде упущенной выгоды — 1,2 млн рублей. Оно еще ни разу не слушалось по существу. Пока представители истца все время заявляют новые ходатайства. Дошли до абсурда: в октябре прошлого года попросили суд назначить независимую оценку, хотя прежнюю оценку осуществляли сами. Не я оценивал ущерб, а компания, нанятая Росгидрометом… Но судья принимает все ходатайства той стороны.
С точки зрения моих адвокатов, если к этому делу подойти объективно, оно — абсолютно выигрышное. По закону (ст. 238 Трудового кодекса РФ) работодатель не имеет права взыскивать упущенную выгоду с работника, можно взыскивать только прямой ущерб. Уже это служит основанием для отказа в иске. Поскольку в иске истцы формулируют именно упущенную выгоду, а не прямой ущерб.
Наша позиция в этом деле: мы не оспариваем сумму, мы оспариваем факт причинения ущерба. Будь там 3 млн или 3 рубля — не важно. Мы доказываем, что никакой сдачи площадей в аренду посторонней организации не было и быть не могло. У музея нет площадей, которые можно сдавать. Музей существует для научных целей и для экспозиций.
Я думаю, истцы оттягивают рассмотрение дела по существу из-за того, что у них нет доказательной базы. Судья уже несколько раз предлагала мировое соглашение. Представитель Росгидромета в коридоре суда в присутствии адвоката мне сказал: «Наши условия мирового соглашения такие: вы признаете иск, платите 1,2 млн рублей и пишете заявление об уходе». Я возразил: это — ультиматум, а не мировое соглашение.
— А что за претензии прокуратуры, о которых говорит Яковенко?
— Гангало (перед своим уходом в Минсельхоз) обратилась в прокуратуру, чтобы та проверила, исправлены ли музеем замечания, которые выявил Росгидромет в апреле 2014 года, а также выяснила, нет ли в моих действиях состава уголовного преступления. Прокуратура пришла с проверкой в сентябре 2015 года. На тот момент все замечания уже были исправлены. Компания «Бекар» не присутствовала здесь, мое участие ликвидировано, я — никто там. Я представил прокуратуре все документы, выписки ЕГРЮЛ и пр. Мне акт о результатах проверки так и не дали. Я и звонил, и писал, и ездил в прокуратуру.
А 16 сентября 2015 года прокуратура направила в Росгидромет ответ, где черным по белому написано, что компания «Бекар» зарегистрирована по прежнему адресу — в музее, Боярский по-прежнему занимается коммерческой деятельностью, но ущерб в виде упущенной выгоды указан уже не 1,2 млн рублей, а 1,6 миллиона.
Я позвонил в прокуратуру: откуда у вас это?! В ответ: «Это данные проверки». Данные проверки? А мне почему-то их не дали… У меня, напротив, есть документы, которые опровергают все, что вы пишете. «Бекара» здесь нет с ноября 2014 года. Я с апреля 2015 года не работаю в компании. По данным оценки, заказанной Росгидрометом, — ущерб 1,2 млн. Откуда взялся 1,6 млн? Ответ: «Мы добавили». Я рассмеялся: «А почему не убавили?» Ответ: «Все вопросы в ОБЭП! Мы передали им материалы». Я позвонил в ОБЭП. Мне сказали: «Если вы понадобитесь, мы вас вызовем». Это был октябрь 2015 года. С тех пор никто никуда меня не звал.
— Почему вообще изначально Росгидромет так уцепился за эту идею: раз церковь хочет — отдать ей здание, и точка? Почему столько лет настаивает на переезде? Обычно переезды никто не любит. А им какая радость от этого?
— Тут как раз собака и зарыта! Мотив просматривался с самого начала: действуя строго в рамках закона (здесь не подкопаешься), разыграть карту музея для получения финансирования из бюджета. Потому что по-другому Росгидромету дополнительные бюджетные деньги не получить. А кто не любит получать деньги из бюджета? Причем большие: Росгидромет испрашивает 500 млн рублей на бессмысленный переезд музея. Позиция музея при этом игнорируется. Это заставляет задуматься о целевом назначении средств. Конечно, всегда хочется верить в хорошее. Но объяснить чем-то другим такое рвение Росгидромета я не могу.
С 2012 года было — как минимум — четыре ситуации, когда при нормальном отношении учредителя можно было заморозить процесс с РПЦ. Но во всех четырех Росгидромет опережающими темпами рвался освоить бюджетные деньги. Сегодняшнее руководство Росгидромета — эффективные менеджеры. Квадратные метры и круглые нули — их главные понятия. Но у них нет понимания того, что они владеют уникальным музеем, единственным таким в России.
— Теперь вас в музее не будет, значит, Росгидромет может в очередной раз предпринять попытку переезда?
— Надеюсь, коллеги музей в обиду не дадут. Опасаюсь, конечно, что Росгидромет может прислать своего человека. Назначить кого-нибудь из подведомственных структур в приказном порядке. Это не исключено.
— Что делать?
— Думаю, самый правильный путь — передать музей в Министерство культуры. Это решит все проблемы. Мы дважды предлагали администрации Петербурга взять музей на свой баланс, и губернатор Полтавченко вроде соглашался, но, когда замаячила на горизонте тень ледокола «Арктика», город полез в кусты. Поясню: по договоренности с Росатомом ледокол «Арктика» должен стать филиалом РГМАА в Кронштадте. Город испугался, решив, что если возьмет на себя музей, то и ледокол тоже придется содержать. А это еще 60—70 млн рублей в год, кроме 12 млн рублей ежегодно, которые нужны на музей.
— А есть шансы перейти в Министерство культуры?
— 13 декабря первый заместитель министра культуры Владимир Аристархов написал письмо в Росгидромет: «Министерство культуры выражает свою заинтересованность в сохранении музея. Просим рассмотреть возможность его передачи в наше ведение». 15 января первый заместитель главы Росгидромета Максим Яковенко прислал ответ. Суть: этот музей — уникальный, мы его очень ценим, российское правительство сейчас проявляет большой интерес к освоению Арктики, Росгидромет планирует развивать и реформировать музей, поэтому мы считаем передачу музея в Министерство культуры нецелесообразной...
— Оказывается, ценят! А с другой стороны, может, Росгидромет прав? На передаче здания, переезде можно хотя бы деньги заработать. А так кому сегодня нужен музей? «Непрофильный актив». И это отношение не только московских чиновников, это — настроение общества. Разве нет? Сколько лет музей сопротивляется, а петербуржцы даже ни разу не вышли на митинг в его защиту…
— То, что люди сейчас не выходят на митинги, не означает, что они за то, чтобы директоров увольняли, музеи изгоняли.
Главный показатель интереса к музею — посещаемость. Она растет из года в год на 5—6 тысяч человек, несмотря ни на какие кризисы. В 2005 году музей посетили 37 тысяч человек, в 2015-м — 78 тысяч (из них почти 40% — дети). У нас нет падения, у нас постоянный рост. Мы даже ввели понятие эффективности музея, которое рассчитали так: количество посетителей на квадратный метр выставочной площади. И обогнали даже Эрмитаж, потому что у нас получается 78 тысяч человек на 1000 квадратов экспозиционных площадей, а в Эрмитаже — три миллиона посетителей на три миллиона квадратных метров.
Но несколько лет назад, когда у нас действительно ситуация была аховая, когда уже было принято решение и к нам приезжали исполнители описывать имущество, здесь было такое столпотворение! Народ пришел. Нет, город дорожит музеем. Все прямые эфиры, все звонки сейчас — в поддержку музея, даже от верующих. Сюда люди приходят, переживают, спрашивают: «Вы будете работать? Только, ради бога, не переезжайте!..»
Сейчас идет война на бумаге — бумажная война, и я сам немного расхолаживаю народ. Убеждаю: не волнуйтесь, никуда мы не денемся… Но люди все равно не сидят спокойно, те же подписи собирают. Если бы я не чувствовал поддержку горожан, я бы не вел себя так уверенно.
http://www.novayagazeta.ru/society/71637.html[book][size=150][b]«Росгидромет интересуют только квадратные метры и круглые нули»[/b][/size]
Легендарный полярник Виктор Боярский, уволенный с поста директора музея Арктики и Антарктики — о том, как и почему чиновники гробят очередное доброе начинание
30.01.2016
Первого февраля — впервые за двадцать лет — российский государственный музей Арктики и Антарктики (РГМАА) останется без директора. Продлить контракт с почетным полярником, ученым и писателем Виктором Боярским Росгидромет, в чьем ведении находится РГМАА, отказался. Несогласие директора уступить здание музея в центре Петербурга малочисленному церковному приходу стало камнем преткновения в отношениях с ведомством. В ответ на неуступчивость Боярского Росгидромет инициировал прокурорскую проверку и обратился в суд. В чем причины этой войны? Чем она закончится для музея и его директора? Об этом и не только Виктор Боярский рассказал «Новой».
— Почему Росгидромет отказывается продлевать контракт с вами?
— Для отказа продлить контракт есть только две причины: либо человек завалил работу, либо он чем-то не устраивает руководство. По производственным показателям меня увольнять оснований нет. Всему причиной мое несогласие с позицией Росгидромета в отношении судьбы музея.
— То есть причина — ваш отказ передать здание церкви?
— Да. В 2012 году, после того как вышел закон «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности», Никольский Единоверческий приход (численностью не более 50 человек), который занимал это здание до 1931 года, подал заявку на его возвращение. Росимущество ее рассмотрело и дало распоряжение Росгидромету — разработать план высвобождения здания под приход. Для этого Росгидромет, согласно тому же закону, должен был найти взамен что-то подходящее для музея. Но никому в Росгидромете ничего другого не пришло в голову, кроме как предложить нам переехать в конференц-зал Арктического института площадью две тысячи квадратных метров, хотя для нашей экспозиции необходимо не менее семи тысяч! Причем они это предложили не просто так, а рассматривали совершенно серьезно.
В январе 2014 года меня пригласили в Росгидромет на первое совещание по вопросу передачи здания музея. Его проводила первый зам главы Росгидромета Елена Гангало. На это совещание я привез варианты переезда музея — мы же работали над этим, у меня были проекты, я думал: сейчас мы будем их обсуждать… А мне сказали: «Ничего обсуждать не будем, переезжайте в Арктический институт!» На это я ответил Елене Гангало: «Ваше распоряжение выполнять не буду!» И это было началом — не хочу говорить «конца» — но началом конфликта. Я обидел Гангало, когда на совещании, в присутствии ее подчиненных, сказал, что она неразумные распоряжения дает. Никто ей до этого так не говорил. Ее личная обида послужила рычагом для всех дальнейших действий. Тут же было издано распоряжение о внеплановой и незаконной проверке финансово-хозяйственной деятельности музея. В апреле ее прислали. Проверка — как это всегда бывает — выяснила ряд моментов, которые надо исправить. В том числе установила давно известный факт о предоставлении музеем юридического адреса компании «Бекар», которую я основал в 1991 году и которая сыграла ключевую роль в сохранении музея в 90-е годы, когда у него не было финансирования.
— Сегодня это вменяют вам в вину — и в суде, и в прокуратуре, поэтому расскажите подробнее.
— Я пришел в музей из Арктического института (раньше музей был всего лишь отделом Арктического института) в 1992 году. А до этого 15 лет работал в институте. Но в 90-е годы, когда все стало плохо и в институте, и в музее, мы с коллегами создали компанию «Бекар» для организации экспедиций на Север. Тогда туда можно было летать без всяких ограничений. Дело пошло. Компания поднялась, и мы решили помочь музею. Он тогда был в очень плохом положении.
Я пришел к директору института и предложил помощь. А взамен мы разместили в музее офис для пяти человек, совмещающих музейную и экспедиционную работу. Этот договор был заключен в 1992 году. До 1999 года мы на 70% финансировали музей. Содержали здание, купили оргтехнику, мебель, сделали ремонт — все на свои деньги. Параллельно мы вели работу с помощью тогдашнего мэра города Анатолия Собчака по изменению статуса музея, чтобы вывести его на государственный уровень и улучшить финансирование. Это удалось. В 1998 году отдел стал музеем, и меня сразу назначили его директором. Потому что за эти шесть лет я проявил себя как человек, которому его судьба небезразлична.
Компания «Бекар» продолжила выступать спонсором музея. Есть все подтверждающие документы. Это был элемент государственно-частного партнерства. Никакого конфликта интересов я тут не видел: и компания занималась Северным полюсом, и музей. Музей поддерживал компанию информационно. Компания была как экспедиционный отдел музея, позволяя реализовывать проекты с экспедициями. Музей в результате получал новые экспонаты, материалы и т.д.
Все было гармонично и ни для кого не являлось секретом. Когда Росгидромет со мной заключал трудовой договор в 2011 году, компания уже 20 лет как существовала, и то, что она у меня есть, все знали. Но когда проверка Росгидромета не нашла никаких существенных поводов для того, чтобы меня наказать и отстранить, всплыло это: на каком основании музей дал компании «Бекар» свой юридический адрес? Я объяснял всю историю с 1992 года, что никакой аренды здесь не было, я не мог арендовать сам у себя, мне незачем. Сотрудники музея сидят на своих местах, занимаясь по совместительству полезной для музея работой, что подтверждается и документами, и жизнью.
Но в итоге под давлением я вынужден был отказаться от юридического адреса музея: в ноябре 2014 года компания «Бекар» его сменила. Потом руководство Росгидромета издало распоряжение о приравнивании директоров музеев к госслужащим, которым запрещено заниматься любого рода коммерческой деятельностью. Я ушел из компании «Бекар», все отдал, меня там нет с апреля 2015 года. Однако в апреле же мне прислали иск от Росгидромета о причинении моими действиями ущерба музею в виде упущенной выгоды на сумму 1,2 млн рублей.
Абсурдность иска в том, что музей никогда не сдавал, не сдает и не может сдавать площади. У нас арендных площадей нет вообще. Офис (19 кв. м) предоставлялся компании на основании договора безвозмездного пользования. Юристы объясняли мне, что это не влечет за собой ничего, никаких обязательств, кроме предоставления юридического адреса. Но это стало поводом для иска.
— Каким образом был определен ущерб?
— Росгидромет не поленился — нанял за большие деньги компанию, которая, даже не заходя в музей, не посмотрев вообще ничего, подготовила стостраничный отчет. Просто посчитала среднюю стоимость продажи (не аренды!) в Центральном районе Петербурга одного квадратного метра элитной коммерческой площади и умножила эту цифру на 19 (офис «Бекара» — 19 кв. м).
Получается, что я виноват перед музеем не в том, что я сдавал, а в том, что я не сдавал выгодно эти площади какой-нибудь коммерческой структуре и упустил 1,2 млн рублей! По их логике, я должен был только и делать, что сдавать. Но если бы сдавал, я бы тоже закон нарушил, безусловно.
— Сейчас в прессе первый заместитель главы Росгидромета Максим Яковенко, сменивший в июле 2015 года Елену Гангало, так и говорит: «Боярский нарушил закон», «против него возбуждено два уголовных дела», «ситуацией занимается прокуратура». В чем именно обвиняется Боярский, Яковенко отвечать отказывается. Но якобы из-за этих дел Росгидромет и решил вас уволить.
— Это совершенно не соответствует действительности! Нет никаких уголовных дел. Дело есть всего одно, и не уголовное, а гражданское, в Выборгском районном суде Петербурга, по иску Росгидромета об ущербе в виде упущенной выгоды — 1,2 млн рублей. Оно еще ни разу не слушалось по существу. Пока представители истца все время заявляют новые ходатайства. Дошли до абсурда: в октябре прошлого года попросили суд назначить независимую оценку, хотя прежнюю оценку осуществляли сами. Не я оценивал ущерб, а компания, нанятая Росгидрометом… Но судья принимает все ходатайства той стороны.
С точки зрения моих адвокатов, если к этому делу подойти объективно, оно — абсолютно выигрышное. По закону (ст. 238 Трудового кодекса РФ) работодатель не имеет права взыскивать упущенную выгоду с работника, можно взыскивать только прямой ущерб. Уже это служит основанием для отказа в иске. Поскольку в иске истцы формулируют именно упущенную выгоду, а не прямой ущерб.
Наша позиция в этом деле: мы не оспариваем сумму, мы оспариваем факт причинения ущерба. Будь там 3 млн или 3 рубля — не важно. Мы доказываем, что никакой сдачи площадей в аренду посторонней организации не было и быть не могло. У музея нет площадей, которые можно сдавать. Музей существует для научных целей и для экспозиций.
Я думаю, истцы оттягивают рассмотрение дела по существу из-за того, что у них нет доказательной базы. Судья уже несколько раз предлагала мировое соглашение. Представитель Росгидромета в коридоре суда в присутствии адвоката мне сказал: «Наши условия мирового соглашения такие: вы признаете иск, платите 1,2 млн рублей и пишете заявление об уходе». Я возразил: это — ультиматум, а не мировое соглашение.
— А что за претензии прокуратуры, о которых говорит Яковенко?
— Гангало (перед своим уходом в Минсельхоз) обратилась в прокуратуру, чтобы та проверила, исправлены ли музеем замечания, которые выявил Росгидромет в апреле 2014 года, а также выяснила, нет ли в моих действиях состава уголовного преступления. Прокуратура пришла с проверкой в сентябре 2015 года. На тот момент все замечания уже были исправлены. Компания «Бекар» не присутствовала здесь, мое участие ликвидировано, я — никто там. Я представил прокуратуре все документы, выписки ЕГРЮЛ и пр. Мне акт о результатах проверки так и не дали. Я и звонил, и писал, и ездил в прокуратуру.
А 16 сентября 2015 года прокуратура направила в Росгидромет ответ, где черным по белому написано, что компания «Бекар» зарегистрирована по прежнему адресу — в музее, Боярский по-прежнему занимается коммерческой деятельностью, но ущерб в виде упущенной выгоды указан уже не 1,2 млн рублей, а 1,6 миллиона.
Я позвонил в прокуратуру: откуда у вас это?! В ответ: «Это данные проверки». Данные проверки? А мне почему-то их не дали… У меня, напротив, есть документы, которые опровергают все, что вы пишете. «Бекара» здесь нет с ноября 2014 года. Я с апреля 2015 года не работаю в компании. По данным оценки, заказанной Росгидрометом, — ущерб 1,2 млн. Откуда взялся 1,6 млн? Ответ: «Мы добавили». Я рассмеялся: «А почему не убавили?» Ответ: «Все вопросы в ОБЭП! Мы передали им материалы». Я позвонил в ОБЭП. Мне сказали: «Если вы понадобитесь, мы вас вызовем». Это был октябрь 2015 года. С тех пор никто никуда меня не звал.
— Почему вообще изначально Росгидромет так уцепился за эту идею: раз церковь хочет — отдать ей здание, и точка? Почему столько лет настаивает на переезде? Обычно переезды никто не любит. А им какая радость от этого?
— Тут как раз собака и зарыта! Мотив просматривался с самого начала: действуя строго в рамках закона (здесь не подкопаешься), разыграть карту музея для получения финансирования из бюджета. Потому что по-другому Росгидромету дополнительные бюджетные деньги не получить. А кто не любит получать деньги из бюджета? Причем большие: Росгидромет испрашивает 500 млн рублей на бессмысленный переезд музея. Позиция музея при этом игнорируется. Это заставляет задуматься о целевом назначении средств. Конечно, всегда хочется верить в хорошее. Но объяснить чем-то другим такое рвение Росгидромета я не могу.
С 2012 года было — как минимум — четыре ситуации, когда при нормальном отношении учредителя можно было заморозить процесс с РПЦ. Но во всех четырех Росгидромет опережающими темпами рвался освоить бюджетные деньги. Сегодняшнее руководство Росгидромета — эффективные менеджеры. Квадратные метры и круглые нули — их главные понятия. Но у них нет понимания того, что они владеют уникальным музеем, единственным таким в России.
— Теперь вас в музее не будет, значит, Росгидромет может в очередной раз предпринять попытку переезда?
— Надеюсь, коллеги музей в обиду не дадут. Опасаюсь, конечно, что Росгидромет может прислать своего человека. Назначить кого-нибудь из подведомственных структур в приказном порядке. Это не исключено.
— Что делать?
— Думаю, самый правильный путь — передать музей в Министерство культуры. Это решит все проблемы. Мы дважды предлагали администрации Петербурга взять музей на свой баланс, и губернатор Полтавченко вроде соглашался, но, когда замаячила на горизонте тень ледокола «Арктика», город полез в кусты. Поясню: по договоренности с Росатомом ледокол «Арктика» должен стать филиалом РГМАА в Кронштадте. Город испугался, решив, что если возьмет на себя музей, то и ледокол тоже придется содержать. А это еще 60—70 млн рублей в год, кроме 12 млн рублей ежегодно, которые нужны на музей.
— А есть шансы перейти в Министерство культуры?
— 13 декабря первый заместитель министра культуры Владимир Аристархов написал письмо в Росгидромет: «Министерство культуры выражает свою заинтересованность в сохранении музея. Просим рассмотреть возможность его передачи в наше ведение». 15 января первый заместитель главы Росгидромета Максим Яковенко прислал ответ. Суть: этот музей — уникальный, мы его очень ценим, российское правительство сейчас проявляет большой интерес к освоению Арктики, Росгидромет планирует развивать и реформировать музей, поэтому мы считаем передачу музея в Министерство культуры нецелесообразной...
— Оказывается, ценят! А с другой стороны, может, Росгидромет прав? На передаче здания, переезде можно хотя бы деньги заработать. А так кому сегодня нужен музей? «Непрофильный актив». И это отношение не только московских чиновников, это — настроение общества. Разве нет? Сколько лет музей сопротивляется, а петербуржцы даже ни разу не вышли на митинг в его защиту…
— То, что люди сейчас не выходят на митинги, не означает, что они за то, чтобы директоров увольняли, музеи изгоняли.
Главный показатель интереса к музею — посещаемость. Она растет из года в год на 5—6 тысяч человек, несмотря ни на какие кризисы. В 2005 году музей посетили 37 тысяч человек, в 2015-м — 78 тысяч (из них почти 40% — дети). У нас нет падения, у нас постоянный рост. Мы даже ввели понятие эффективности музея, которое рассчитали так: количество посетителей на квадратный метр выставочной площади. И обогнали даже Эрмитаж, потому что у нас получается 78 тысяч человек на 1000 квадратов экспозиционных площадей, а в Эрмитаже — три миллиона посетителей на три миллиона квадратных метров.
Но несколько лет назад, когда у нас действительно ситуация была аховая, когда уже было принято решение и к нам приезжали исполнители описывать имущество, здесь было такое столпотворение! Народ пришел. Нет, город дорожит музеем. Все прямые эфиры, все звонки сейчас — в поддержку музея, даже от верующих. Сюда люди приходят, переживают, спрашивают: «Вы будете работать? Только, ради бога, не переезжайте!..»
Сейчас идет война на бумаге — бумажная война, и я сам немного расхолаживаю народ. Убеждаю: не волнуйтесь, никуда мы не денемся… Но люди все равно не сидят спокойно, те же подписи собирают. Если бы я не чувствовал поддержку горожан, я бы не вел себя так уверенно.[/book]
http://www.novayagazeta.ru/society/71637.html
