Война вторгается в Арктику

Автор: Михил Сомов
Источник в сети: —
Выходные данные: "Полярный круг", Москва,."Мысль", 1974.

Свою работу в Арктике я начал с ледовой разведки в канун тяжелой зимы 1941 -1942 годов на Диксоне в Штабе ледовых операций Западного района Главсевморпути. Информируя о ледовой обстановке, Штаб фактически сообщал о возможности передвижения судов в том или ином районе, предостерегал от ледовых опасностей.

Шла война. Гитлеровская военщина, шнырявшая на судах и подводных лодках по северным морям, не имела опыта собственной ледовой разведки и поэтому боялась заходить во льды. С большей жадностью охотилась она за данными, которые получали мы. Команды наших полярных станций, все их сотрудники и зимовщики почувствовали себя на линии фронта.

Начальником морских операций был капитал дальнего плавания, Герой Советского Союза М. П. Белоусов, начальником штаба — Н. А. Еремеев, его заместителем — А. И. Минеев, синоптиком — В. В. Фролов, секретарем — Е. М. Сузюмов, гидрологом - я. Штаб далеко не всегда находился на Диксоне: чаще всего он плавал на судах, то и дело переходя с одного судна на другое. Мы привыкли к этим переходам и всегда держали наготове в своей каюте листы оберточной бумаги, шпагат и мешковину, чтобы при надобности быстро свернуть свои синоптические и ледовые карты с нанесенными на них данными.

Однажды с судна «Садко» поступила тревожная телеграмма. Судно это следовало со сменой зимовщиков с одной из станций в Карское море. В военное время каждый стремился выполнить свое задание как можно скорее. Сокращая путь, судно использовало хорошую погоду и отсутствие льдов и следовало напрямик через центральную часть моря, обозначенную на карте белым пятном. Несмотря на то что глубина моря, которая регулярно измерялась, не вызывала опасений, судно внезапно коснулось каменного грунта и остановилось. Попытки самостоятельно сняться с мели не дали результатов. Между тем ветер становился сильнее.

Получив тревожную телеграмму, ледокол «Ленин», на котором мы в то время находились, немедленно направился к терпящему бедствие судну. По мере приближения шторм резко усилился. Когда мы подошли и остановились примерно в миле от гибнущего судна, стало ясно, что спасти его не удастся. Нужно было спасать

людей. К счастью, аварийная радиостанция, установленная в штурманской рубке «Садко», еще действовала. Пока, кроме одного человека, погибшего при ударе судна о грунт, все были живы. Но как они себя чувствовали сейчас, в этот страшный шторм?!

Командование ледокола решило попробовать спустить большую спасательную шлюпку. Попытка эта чуть не привела к гибели нескольких человек. Приподнятая краном из своего гнезда большая и тяжелая шлюпка, как взбесившееся живое существо, при самом малом новом крепе судна вырвалась из гнезда и метнулась к борту, чуть не выкинув за борт сразу нескольких матросов и поломав ряд релингов. С большим трудом и риском удалось вернуть на место шлюпку и восстановить поломанные релинги.

Несмотря на сильную качку, Фролов требовал все новые и новые метеосводки из районов, окружающих Карское море. Он стремился не упустить ослабление или изменение направления ветра, которое позволило бы спустить шлюпку и вывезти людей с тонущего судна. Только к концу вторых суток Фролов высказал предположение о предстоящей возможности спуска шлюпки на воду. Действительно, вскоре ветер начал стихать, качка ледокола стала ослабевать.

К походу шлюпки готовились тщательно. Еще до ее спуска для смягчения качки начали лить масло на воду. Эту процедуру я видел впервые. Раньше читал об этом только у Жюля Верна и весьма смутно представлял себе, как это выглядит практически. А делалось это так: обычный мешок набили тряпками, старыми мешками, паклей, смоченной в отработанном масле. Мешок крепко обвязали надежным концом и спустили в воду. Благодаря качке он то глубоко уходил в воду, то всплывал. От мешка во все стороны по поверхности моря расплылось большое масляное пятно. На крупную зыбь это масло не оказывало влияния, но у борта корабля оно сделало водную поверхность более спокойной.

Спуск шлюпки на воду требовал огромного умения и чрезвычайной осторожности. Выведенная с большим трудом за борт, шлюпка то стремительно выскакивала из воды и с размаху стукалась о взметнувшийся кверху борт ледокола, то снова с размаху падала и ударялась о вспененную волну. Затем она вновь мощным рывком поднималась из воды, повисая на прочных пеньковых талях, чтобы снова сильно, с треском стукнуться о стальной борт ледокола.

Наконец все гребцы расселись по банкам и разобрали весла. За руль сел старший помощник капитана Пустошный. Все вздохнули с облегчением. В первое время казалось, что шлюпка не двигается с места, а просто ее сильно сносит не то течением, не то ветром. Спустя некоторое время стало очевидным, что шлюпка достаточно точно выдерживает курс. Наконец она перестала быть видимой. В это время прервалась радиосвязь с «Садко». Время без связи тянулось бесконечно долго.

Наконец чуть в стороне от лежащего почти на боку «Садко», на гребне волны, появилась и вновь, исчезла черная точка. Затем показалась вторая точка. Значит садковцы сумели справиться и спустить на воду свою большую шлюпку.

Первой к ледоколу «Ленин» подошла шлюпка с «Садко», в которой сидело много женщин. Все садковцы были тепло одеты, некоторые поверх одежды укрыты теплыми одеялами. Видимо, намерзлись на своем неотапливавшемся уже несколько дней судне.

Началась высадка прибывших на ледокол. Во избежание несчастных случаев ослабевших людей с «Садко» при подъеме на ледокол для страховки обвязывали под мышками надежным пеньковым тросом, конец которого на палубе ледокола держали матросы.

Одну из первых на борт подняли маленькую, хрупкую на вид женщину-врача. На ней быстро развязали узел и, сняв с нее веревку, вернулись к следующей женщине в шлюпке. Сложнее было дело с грузными, пожилыми людьми, такими, как стармех. Но вот все прибывшие с «Садко» и шлюпка были подняты на борт ледокола...

А война продолжалась. В конце августа 1942 года наш «мирный» Штаб морских операций получил тревожное предупреждение от начальника Главсевморпути о том, что немецкий крейсер, или «карманный линкор», как называют этот тип кораблей, возможно, проникнет в Карское море. Предупреждение это было более чем тревожным, так как весь транспортный флот, скопившийся на Диксоне из-за тяжелой ледовой обстановки, всего лишь несколько суток тому назад вышел наконец из порта и направился на восток к проливу Вилькицкого. Караван шел скрытно, с опечатанными радиостанциями. Лишь флагманский ледокол раз в сутки посылал в эфир зашифрованные координаты.

Некоторое время спустя вслед за караваном из порта Диксон вышел прославленный ледокольный пароход «Сибиряков» под командованием капитана А. А. Качаравы, также направившийся к проливу Вилькицкого. Диксоновский радиоцентр вел непрерывное наблюдение за эфиром. Беспокойство за судьбу каравана и «Сибирякова» возрастало.

Однажды в эфире прозвучали позывные Диксона. Открытым текстом радист «Сибирякова» передавал, что они видят большое судно, которое просит сообщить ему ледовую обстановку в Карском море и называет себя непонятным японским словом, не то Сясьма, не то Сисаяма, что капитан Качарава отказался сообщить ледовую обстановку неизвестному судну и приказал открыть по нему огонь. Последние слова радиста были: «Ну, началась канонада». Связь оборвалась. Наступила тишина, страшная своей неизвестностью.

Каравану наших судов сразу же было сообщено о случившемся и дано указание — продвигаться возможно дальше на восток.

Подробности трагедии, разыгравшейся в Карском море, и дальнейшие действия «карманного линкора» «Адмирал Шеер» мы, естественно, угадать не могли и готовились к худшему. А худшим для нас был возможный визит «Шеера» к нам, на Диксон, за получением ледовой информации.

Вот когда я впервые по-настоящему оценил и понял до конца весь смысл тщательной шифровки всего громоздкого потока ледовой информации, идущей с самолетов, судов и полярных станций.

Подготовка к встрече крейсера «Шеер» началась немедленно после разговора с «Сибиряковым».

Очень спокойно и четко была проведена эвакуация всех детей вместе с матерями с острова Диксон в устье реки Лемберовой, в Енисейском заливе.

План наших действий в случае прихода крейсера был сравнительно прост. А. И. Минеев, ставший начальником морских операций, и начальник Штаба Н. А. Еремеев должны принять на себя командование всеми судами, находящимися в порту и на рейде острова Диксон. Шифровальщик штаба Б. И. Иванов, В. В. Фролов и я немедленно должны взять заранее приготовленные большие мешки с закрытой служебной перепиской, сесть в катер, пересечь пролив и высадиться в тундре. Используя рельеф местности, мы должны возможно дальше уйти в тундру. Лишь в самом критическом, безвыходном положении мы должны были облить бензином и сжечь все документы.

Мы получили старую винтовку с двадцатью пятью патронами и телефонным проводом вместо ремня, наган с комплектом патронов и пять ручных гранат. Иванов имел свой пистолет с патронами и категорически отказался от дополнительного оружия. Фролов выбрал наган и одну гранату. Мы попытались прилечь, но услышали телефонный звонок в дальней комнате штаба. Звонили с Нового Диксона (северной оконечности острова) и сообщили, что видят двухтрубный пароход, остановившийся невдалеке. Сомнения не оставалось: это был «Адмирал Шеер». В предрассветной мгле его боевые надстройки вполне можно было спутать с пароходными трубами. В считанные минуты весь штат нашего Штаба был на ногах и готов к выполнению заданий.

Через несколько минут мы втроем были уже на пригорке около Штаба, откуда высматривали подход обещанного катера.

Когда «Шеер» стал приближаться к порту, начальник аэропорта Н. Ф. Колло с товарищем, вооружившись осоавиахимовским ручным пулеметом с диском патронов и винтовкой с одной обоймой, побежали вдоль берега, чтобы помешать высадке десанта. Не менее десяти километров пришлось им бежать по мокрой тундре и каменистым россыпям, огибая мысы и заливы. Они появились на станции Диксон почти одновременно с крейсером. Я видел их, изнуренных до предела, еле стоявших на ногах, мокрых от пота настолько, что они казались вытащенными из воды. Но в глазах их светилась радость от выполненного долга.

А в порту в это время шла бешеными темпами работа по рассредоточению судов, стоявших на рейде и у причала. Трюмы одного из них были забиты взрывчаткой, а палуба — бочками с авиационным бензином, лежавшими в несколько рядов. Это старое паровое судно все еще стояло у причала, когда из Нового Диксона сообщили, что крейсер начал двигаться по направлению к порту. Не сразу удалось раскочегарить котлы, увести судно с бензином и взрывчаткой из бухты и спрятать его в Енисейском заливе.

Военизированный ледокольный пароход «Дежнев», вооруженный легкими пушками и крупнокалиберными пулеметами, двинулся от причала в бухту, подставив крейсеру врага свой левый борт. Одна из шестидюймовых сухопутных пушек, находившаяся на причале для отправки с Диксона, была приведена в боевую готовность.

«Дежнев» продолжал бесшумно скользить по заливу навстречу противнику, вооруженному по последнему слову техники и имевшему на борту несколько сот человек вышколенных военных. Только тогда, когда «Дежнев» начал скрываться за мысом, грохнули тяжелые залпы, почти слившиеся друг с другом.

Ощетинившийся пушками крейсер, осторожно входя в диксоновскую бухту, не подозревал, что здесь его ожидают «сюрпризы». Во-первых, навстречу ему шел непонятно откуда взявшийся военный корабль (ледокольный пароход «Дежнев» был незадолго до этого переоборудован в СКР — сторожевой корабль). Правда, его артиллерия не обладала достаточной мощностью для эффективной борьбы с таким сильным противником, как крейсер. Но шквал артиллерийского огня, обрушившийся на крейсер, сыграл свою роль. Когда же к этому шквалу с «Дежнева» и парохода «Революционер» присоединились одиночные, но весомые меткие попадания из тяжелой пушки, находившейся на причале, нервы командования крейсера не выдержали. Записи в судовом журнале «Адмирала Шеера» отражают панический ужас и предположение, что они встретились с неизвестно откуда взявшимися английскими военными моряками...

Командир «Дежнева» во время боя на судне отсутствовал, боем командовали помощник капитана коммунист С. Н. Кротов и заместитель командира политрук В. А. Малюков. Залпы «Дежнева» не могли сколько-нибудь серьезно повредить защищенный броней крейсер, по напористость, смелость и ураганный шквал огня советских пароходов «Дежнев» и «Революционер» вместе с огнем тяжелой пушки с мола вынудили противника выйти из боя. Первый урок дал им, конечно, «Сибиряков», бесстрашно ринувшийся в бой невзирая на неравные силы. Привыкший к легким победам самоуверенный враг получил представление о героизме и необоримой духовной силе советских людей. В тот день мы еще не могли знать, что в трюмах «Адмирала Шеера» томятся наши товарищи с «Сибирякова» во главе с тяжело раненным капитаном Качаравой, которого остальные сибиряковцы укрыли, назвав «профессором». Никакой ледовой обстановки от них враг не узнал. Так же непримиримо воинственно встретил врага и остров Диксон.

«Дежнев», получивший много пробоин от крупнокалиберных снарядов, в том числе и у самой ватерлинии, поставив дымовую завесу, зашел в бухту Диксона на мелководье, где и встал на грунт. Его экипаж, смело вступивший в неравный бой, стяжал себе немеркнущую славу. Дорогой ценой досталась эта победа. Смертью храбрых пали семь моряков из экипажа «Дежнева». Скромным обелиском отмечена их братская могила на полярной станции острова.

Выйдя из боя, «Адмирал Шеер» направился снова к северной оконечности острова. Первое, что он решил уничтожить, был сугубо мирный, еще не достроенный объект — туманная станция на острове Медвежий. Строилась она для того, чтобы приближающиеся к Диксону с севера суда могли правильно ориентироваться во время частых здесь туманов. От первого же выстрела свежевыструганные, пахнущие смолой бревна стали разлетаться вокруг на сотни метров. Враг расстреливал это безобидное сооружение с каким-то остервенением. Жившие на острове строители стали прятаться среди крупных камней. Единственным живым существом, оставшимся возле станции, был медвежонок. Нрав его, в противовес нраву его миролюбивой сестренки, обитающей на Старом Диксоне, был довольно свирепым, и его держали на цепи. Когда же начался обстрел и люди побежали прятаться, перепуганный мишка так рванул свою цепь, что вырвал ее и бросился бежать вслед за людьми. Увидев бегущих, враги стали переносить огонь по ним. Люди перебегали с места на место, и мишка неотступно следовал за ними. Гремя цепью, он тоже прижимался к земле.

Крейсер подверг ожесточенному обстрелу и радиостанцию. Один из снарядов прошил насквозь обе стенки бревенчатого здания и взорвался за его пределами. Аппаратура пострадала незначительно. Другой попал в деревянное сооружение дизель-электрической силовой станции, питающей током радиопередающую станцию. Растекшаяся из поврежденной емкости нефть вспыхнула, станцию окутали пламя и дым. Удовлетворившись нанесенным ущербом, противник перенес огонь на другие объекгы. Поврежденный трубопровод вскоре был перекрыт, и пламя стало затухать. Но стоило ему потухнуть, как обстрел возобновился.

Тогда механик станции, рискуя жизнью, пробился в горящую электростанцию и, снова открыв кран, дал возможность нефти опять разгореться. Но пылала она в наименее опасном месте. Обстрел прекратился снова.

Пока крейсер обстреливал туманную станцию и радиоцентр, мы продолжали стоять все на том же пригорочке, примерно посередине поселка, все с теми же тяжелыми мешками. Постепенно вокруг скапливалось все больше и больше людей с полярной станции. Прислушиваясь к канонаде, мы довольно точно угадывали и районы, откуда стреляет крейсер и куда ложатся снаряды.

Обстреляв Новый Диксон, враг затих. Будет или нет он пытаться обстрелять станцию Диксон? Ушел ли он совсем или, двигаясь с запада на восток, подходит к порту, чтобы начать обстрел снова? «Он пошел на запад, скоро будет у нас», — сказал кто-то и поспешил дальше.

Было тихо. Неужели опять — звук свистящего снаряда, грохот разрывов?... Но лучше заранее знать. Хотя первый выстрел всегда застает врасплох.

Именно так произошло со мной. Грохнул выстрел, неожиданно близкий залп. Низко над нашими головами пролетел букет снарядов, ушедший куда-то дальше, в сопки, через бухту, где на грунте еще стоял «Дежнев».

Несомненно, пытавшиеся обстрелять полярную станцию Диксон враги скоро убедились, что их снаряды не достигают станции, а проносятся над ней дальше через бухту на пустую территорию острова. Поэтому крейсер вскоре перенес огонь артиллерии на остров Конус, где была создана примитивная угольная база для арктических судов. Зажигательными бомбами был подожжен небольшой склад бочек с соляркой. Сильный пожар был сфотографирован, и это, по-видимому, удовлетворило командование крейсера. Пожар был ликвидирован сразу же, как только крейсер прекратил стрельбу и повернул обратно...

С тех пор как мир узнал о героической эпопее «Сибирякова» и его команды, нет нужды доказывать высокую ценность ледовой информации, данных ледовой разведки, которые добывали мы. «Карманный линкор» охотился за этими данными, их он искал у сибиряковцев и затем на Диксоне. Ничего не найдя и не получив, «Адмирал Шеер» бесславно вернулся восвояси: плавать во льдах вслепую было чересчур рискованно.

Наступала глубокая темная осень. Последний караван судов с востока прибыл на Диксон. Капитаны всех прибывших судов, как полагалось в те времена, явились в Штаб морских операций со своими отчетами о проделанной работе. После этого капитаны получили подробную информацию о порядке дальнейшего их следования до Архангельска. После ухода капитанов А. И. Минеев рассказал нам следующее. Пароход «Садко» шел в караване замыкающим и, проходя остров Белуха, как обычно, со всей тщательностью брал пеленги этого острова. Несмотря на быстро сгущающиеся сумерки, капитан заметил стоящий на знаке рядом с навигационным фонарем какой-то необычный камень, напоминающий издалека фигуру человека. Камень этот, ему казалось, он никогда раньше не замечал. Поэтому он продолжал упорно следить за ним. И вот в самый последний момент, когда силуэт камня начал исчезать в сгущающихся сумерках, камень зашевелился и отошел от знака.

— Капитан дает голову на отсечение, что это был человек. Но почему же он не сигналил, увидев свои суда? Возможно, это был фашистский резидент? Нужно самым тщательным образом продумать, как именно решать этот вопрос, но его нужно безотлагательно решить, — закончил свой рассказ А. И. Минеев.

Авиация, конечно, была самым подходящим средством для выяснения, но нелетная штормовая погода установилась во всей западной половине Карского моря. Два самолета — «Каталина» пилота И. И. Черевичного и «Дорнье-Валь» пилота М. Н. Каминского — находились в полной готовности к вылету. Самолет М. Н. Каминского попал первым к острову Белуха. Из-за сильной волны сесть у острова было невозможно. На остров было сброшено только самое необходимое — продукты и спальный мешок. Вскоре над островом появился другой самолет — И. И. Черевичного. С него были сброшены другие полезные вещи: чайник, примус, керосин, топор, медикаменты.

Оба экипажа считали, что человек, обнаруженный на острове Белуха, — советский; похоже, что он радовался появлению советских самолетов. Тем не менее, подлетая к острову Белуха, оба экипажа каждый раз принимали все меры предосторожности на случай возможной провокации.

Сильная волна у скалистого острова Белуха препятствовала долгое время осуществлению посадки около него самолета. Только 29 сентября самолет И. И. Черевичного смог осуществить посадку, спустить на воду клипер-бот и с его помощью переправить спасенного человека к себе на борт. Самолет М. Н. Каминского, вооруженный пулеметами, в это время баражировал в воздухе.

Снятый с острова Белуха человек оказался Павлом Ивановичем Вавиловым, кочегаром с потопленного крейсером «Адмирал Шеер» ледокольного парохода «Сибиряков».

До окончания воины П. И. Вавилов оставался единственным свидетелем героического боя «Сибирякова» и его потопления. Всех остальных членов экипажа этого судна мы считали погибшими. Только спустя некоторое время после окончания войны мы узнали, что часть экипажа во главе со своим капитаном А. Качаравой, взятая в плен из спасательной шлюпки, осталась жива, благополучно вернулась на Родину и продолжает плавать на советских судах.

* * *

18 сентября 1942 года немецкая подводная лодка обстреляла метеостанцию на острове Правда. Подлодка подошла к острову скрытно, ночью, во время сильного снегопада. Перед нападением радиосвязь станции с Диксоном была прервана из-за помех. По той же причине не были услышаны и сигналы тревоги на острове Нансена.

На острове в это время находились только два человека -А. Будылин и И. Ковалев. Для них был построен маленький жилой домик, в котором была установлена и радиостанция. Рядом с домом располагалась портативная метеорологическая площадка. Несколько раз в сутки они передавали свои метеоданные на остров Диксон для сообщения их проходящим судам и самолетам.

В ночь нападения на станцию немецкой подлодки А. Будылин и И. Ковалев, ничего не подозревая, заканчивали спокойно свой трудовой день и собирались ложиться спать. И вдруг грохнул артиллерийский залп. Снаряд оторвал угол дома! Не теряя ни секунды, оба полураздетых парня побежали к противоположному берегу острова, где у них хранилась спрятанная на всякий случай небольшая шлюпка.

В абсолютном мраке в своей утлой шлюпке парни благополучно добрались до соседнего острова, откуда наблюдали, как продолжался артобстрел их дома в течение тридцати минут.

На остров Диксон И. Ковалев и А. Будылин были доставлены некоторое время спустя самолетом И. Черевичного.

27 сентября 1942 года немецкая подводная лодка обстреляла с большого расстояния полярную станцию острова Уединения, выпустив около 180 снарядов. Зимовщики не пострадали. Запасная радиостанция вместе с материалами наблюдений была заблаговременно вынесена и каменные россыпи в стороне от станции.

В заливе Благополучия подводная лодка сожгла станцию. Запасной рации не было, и станция замолчала. Молчание в течение нескольких дней радиостанции вызвало в Штабе Диксона серьезные опасения за ее судьбу. Для выяснения причины молчания были направлены два самолета пилотов Стрельцова и Черевичного.

Самолет Стрельцова по предписанию Штаба должен был совершить посадку около станции и выяснить причину молчания ее рации. Самолет Черевичного должен был остаться в воздухе, баражируя над станцией, и в случае необходимости прикрыть огнем самолет Стрельцова. В действительности же все получилось иначе. Ведущий самолет, при плохой видимости не заметив станции (а она вообще малоприметна со стороны моря), прошел мимо нее. На самолете же Черевичного, наоборот, ее сразу заметили и, видя, что ведущий проходит мимо станции, сами повернули к ней и пошли на посадку.

Ведущему самолету не оставалось ничего другого, как остаться в воздухе, прикрывая экипаж Черевичного.

Личный состав станции, состоящий всего из двух человек, встретил знакомый экипаж Черевичного с необычайным радушием. Выяснилось, в частности, что на станции сохранились кое-какие продукты, которые следовало бы вывезти на Диксон. Кроме этого на станции была живая свинья огромного размера. Оставить ее немцам показалось обидным и сотрудникам станции, и экипажу Черевичного.

Везти в самолете крупную живую свинью экипаж не решился. Решено было свинью зарезать. Тушу погрузили в клипер-бот, осторожно подвезли к самолету, но туша не пролезла в самолет! Пришлось возвращаться на берег и рубить ее на куски. Ведь не станешь же же рубить топором на резиновом надувном клипер-боте.

Легко себе представить, с каким «терпением» смотрел экипаж Стрельцова на всю эту канитель.

* * *

Двадцать шестого сентября впервые фашистская подводная лодка «Ю-711» произвела высадку десанта на побережье Карского моря. Это произошло в двух с половиной километрах к востоку от полярной станции мыса Стерлегова. Затем к первой лодке присоединилась вторая — «Ю-957». Высадка была облегчена тем, что у побережья морские льды были сильно разрежены. Десант был высажен в составе пятидесяти автоматчиков.

Лодки после высадки десанта опустились на дно. Около трех часов утра фашисты подошли к станции, окружили единственный жилой дом и затем ворвались в него.

В доме находились: начальник станции Л. М. Поблодзинский, радист Л. Э. Венцковский, метеоролог Д. С. Марков, краснофлотец Н. Уткин, вольнонаемный В. Кондрашев. Авиаспециалист Г. В. Бухтияров и краснофлотец Г. Нечаев в это время ловили рыбу в близлежащей бухте.

У фашистов имелся свой переводчик, эстонец по происхождению, хорошо владевший русским языком. Он рассказал сотрудникам станции много интересного. В частности, что в Карское море подлодка вошла, обогнув мыс Желания, а выходить намеревается через южные проливы.

Фашисты заставили зимовщиков регулярно передавать в эфир все положенные данные на Диксон и строго следили за этим. Они пытались даже заставить радиста вызвать с Диксона самолет, но радист сумел убедить их в том, что на станции мыса Стерлегова нет посадочной площадки и на Диксоне об этом все хорошо знают. Поэтому попытка обмануть Диксон вызовет там лишь подозрение. Фашисты поверили и перестали настаивать.

Метеосводки передавались, как и полагалось, дважды. В одной из этих передач Л. Поблодзинскому удалось передать сигнал «S0S», но, к сожалению, эти сигналы не были поняты.

Ничего не подозревавшего Г. В. Бухтиярова, пришедшего с рыбалки на станцию за хлебом, немцы схватили и посадили под охрану в жилой дом, где уже сидели запертыми все остальные зимовщики.

Фашисты, собираясь уезжать со станции, вскрыли и осмотрели содержимое всех складов, продовольственных и промтоварных, технических и стройматериалов и т. д. Наибольший интерес у них вызвали хранившиеся на складах полярной станции различные выделанные шкуры зверей: оленей, песцов, нерп. Шкур оказалось настолько много, что для доставки их к подводным лодкам потребовались какие-нибудь транспортные средства. Единственным транспортным средством, которым располагала полярная станция, была собачья упряжка и нарты Бухтиярова.

Отсутствие на станции иных средств передвижения заставило фашистов организовать перевозку награбленных грузов к подводным лодкам на нартах. А так как на собаках можно ездить только умея управлять ими, то фашистам пришлось привлечь к транспортировке грузов Г. В. Бухтиярова.

Собаки, сделав несколько рейсов по песку, сильно устали и начали останавливаться. Устали и конвоиры — унтер-офицер и автоматчик, Г. В. Бухтияров сумел уговорить конвоиров ездить на упряжке не по песку, а по более длительному, но зато легкому пути по мокрой, скользкой траве.

Когда он отъехал от конвоиров в сторону, они не пошли за ним. Бухтняров погнал собак еще быстрее и, доехав до бугра, начал уже скрываться за ним. Конвоиры сообразили наконец, что он хочет от них скрыться, и устремились за ним в погоню. Бухтняров сбросил с ног тяжелые болотные сапоги и кинулся бежать, обгоняя уставших собак.

Конвоиры сначала от него но отставали, но, останавливаясь для стрельбы, все больше и больше отдалялись. Вскоре он исчез из поля их зрения.

Бухтияров прибежал к тому месту, где его ждал Нечаев, а затем они осторожно подошли к полярной станции: теперь здесь лежал лишь пепел...

Некоторое время спустя над этим местом появился гидросамолет Черевичного, который сумел определить сложившуюся обстановку. Он забрал с собой Бухтиярова и Нечаева.

Вот еще один эпизод из военных лет, навсегда оставшийся в памяти.

Крупное грузопассажирское судно «Марина Раскова» под охраной трех военных тральщиков шло полным ходом по Карскому морю к острову Диксон. Среди пассажиров было много детей разного возраста.

Все благоприятствовало плаванию. Обычно мешающие плаванию льды практически уже отсутствовали, погода была отличной.

Внезапный взрыв огромной силы потряс судно, сразу разрушив идиллию приятного плавания.

Через некоторое время немецкая подлодка выпустила по «Марине Расковой» еще одну торпеду. Судно, продержавшееся на воде более шести часов, потонуло. Это произошло 13 августа.

Наступившая сразу же после описанной трагедии нелетная погода исключала всякую возможность проведения до 14 августа поисков разбросанных по морю шлюпок и кунгасов.

Пятнадцатого августа к месту гибели парохода «Марина Раскова» вылетел с острова Диксон летчик С. Сокол. Кроме него в поисках принял участие и тральщик «АМ-116» под командованием В. А. Бабанова. Несмотря на все старания, ни тому, ни другому обнаружить ничего не удалось.

Только 17 августа летчик Е. Евдокимов обнаружил одну из шлюпок с парохода «Марина Раскова», в которой находились 18 человек, и в том числе командир «АМ-114» Панасюк. Все спасенные были доставлены в губу Белушью.

18 августа М. И. Козлов после долгих поисков обнаружил вельбот, в котором было 25 человек. Приняв всех на борт, он благополучно доставил их на Диксон, где им оказана была первая медицинская помощь. В тот же день, летчик С. Сокол спас еще 11 человек.

На следующий день оба летчика снова вылетели на поиски. С. Сокол сумел найти кунгас с тридцатью семью людьми. Летчик, несмотря на сильный ветер и высокие крутые волны, посадил самолет, но попытки подойти к кунгасу самолетом не увенчались успехом.

Усилившийся шторм снова не давал возможности повторить попытку снять людей с кунгаса. Шли дни. Шторм не утихал. А на «кунгасе смерти», как часто стали его называть, терпели мучения наши советские люди.

У Матвея Ильича Козлова терпение лопнуло раньше, чем у молодых летчиков. Он первым обратился к начальнику морских операций Арефу Ивановичу Минееву. Ареф Иванович тоже мучился в поисках выхода. Поэтому он сразу же начал переговоры с военным начальством. Матвей Ильич пошел давать команду своим механикам, а я сел составлять одноразовую кодовую таблицу для переговоров с самолетом Матвея Ильича.

В течение многих часов появлялись лишь самые коротенькие информации от М. И. Козлова, типа «поиски продолжаю». Наконец я расшифровал телеграмму: «Кунгас найден остались живые люди направляйте судно Козлов».

Я помчался к Арефу Ивановичу с криком: «Нашел!» Ареф Иванович сразу же ухватился за трубку и радостно сообщил: «Кунгас с людьми Козловым найден. Прошу согласно договоренности с вами выслать судно для снятия людей». Что ответили в трубку Арефу Ивановичу, я не мог услышать, но он, изменившись в лице, ответил: «Ясно» — и повесил трубку. А мне сказал: «Все суда заняты в настоящее время своими заданиями и выйти к кунгасу не могут». Не легко мне было составлять подобную телеграмму Матвею Ильичу! Наконец от Козлова пришла телеграмма примерно такого содержания: «Вынужден заканчивать баражирование над кунгасом. Запас горючего иссякает. Если отойду от кунгаса, он будет потерян. Люди погибнут. Жду ваших указаний». Поколебавшись с минуту, Ареф Иванович ответил: «Действуйте по своему усмотрению». От Козлова вскоре пришел ответ. Видимо, он заранее был продуман. «Иду на посадку. Постараюсь принять людей. Шторм, взлететь не смогу. Буду двигаться по воде острову Белому». На этом связь прервалась на много мучительных часов.

Прошло не менее десяти часов в полной неизвестности о судьбе самолета. Наконец радистам удалось уловить несколько неясных сигналов, из которых они поняли, что самолет движется к острову Белому с людьми. Бензин кончается.

Ареф Иванович вновь обратился к военным с просьбой встретить самолет у Белого и снабдить его горючим, а также принять на борт военного корабля всех людей, снятых с кунгаса, и оказать им необходимую медицинскую помощь. На этот раз военное командование дало свое согласие, и помощь была оказана оперативно и быстро.

Больше тридцати часов без перерыва провел Матвей Ильич в самолете, держа вырывающийся из рук штурвал. И все-таки он довел самолет до острова Белого, где передал всех спасенных людей на встретивший их эсминец.