Дополнительно:

Евгений Костарев
Тайна третьего перелета или цейтнот Леваневского

: вернутся в оглавление

Тайна, скрытая в Арктике
Новое о полете Леваневского

Автор: М. Белов, доктор  исторических  наук.
Выходные данные: «Вечерний Ленинград» 11 декабря 1967 г.

 

 

С того времени минуло более тридцати лет. Советский четырехмоторный самолет-гигант Н-209, поднявшийся со Щелковского аэродрома Москвы, чтобы совершить первый грузовой рейс из СССР через полюс на Аляску, бесследно исчез во льдах суровой Арктики. Самолет вел Герой Советского Союза Сигизмунд Александрович Леваневский.

Судьба и обстоятельства гибели бесстрашных летчиков до сих пор продолжают волновать нас. Полет совершался в условиях начавшейся арктической осени. Она характерна частыми циклонами, штормами, плотным туманом. Поначалу все шло успешно. Вечером 12 августа 1937 года, а затем утром на следующий день Н-209 летел над редкими облаками на высоте 6 тысяч метров. Радист самолета Н. Я. Галковский держал непрерывную связь с правительственной комиссией по перелету и десятком радиостанций. Он подробно информировал о ходе перелета и самочувствии своих товарищей. «Все в порядке. Ждите!» — такова была почти стереотипная концовка его радиограмм.

13 августа на исходе утренних часов погода стала портиться. К полудню Н-209 летел уже в густых облаках. В 13 часов 40 минут с самолета передали: «Пролетели полюс. Достался он нам трудно... Все время сплошная облачность. Высота 6.000 метров, температура минус 35". Стекла кабины покрыты изморозью. Сильный встречный ветер. Сообщите погоду по ту сторону полюса. Все в порядке».

И вдруг радиограмма: «14 часов 32 минуты. Крайний правый мотор выбыл из строя из-за порчи маслопровода. Высота 4.600 метров. Идем в сплошной облачности. Ждите».

Эта радиограмма до сих пор официально считается последней весточкой от Леваневского и его пятерых отважных товарищей. Радист, в обязанности которого входило поддержание связи с самолетом, больше не принял ни одного сообщения с его борта. Большинство специалистов пришло тогда к выводу, что наступила катастрофа — самолет обледенел и упал.

Позднее стали известны две радиограммы, полученные в 15 часов 58 минут и 17 часов 53 минуты того же дня в Якутске и на мысе Шмидта. Их напечатали все советские газеты. Но при анализе обстановки в Арктике они не учитывались, так как считалось, что принявшие их радисты выдали желаемое за действительность. В одной радиограмме, принятой мощной Якутской радиостанцией, сообщалось; «Все в порядке. Слышимость Р-1 (то есть очень плохая. — М. Б.)» В другой радиограмме, принятой на мысе Шмидта, говорилось; «Как меня слышите? РЛ (позывные самолета Н-209). Ждите». Еще меньшее доверие вызвали сведения любителей-коротковолновиков, принимавших радиосигналы Н-209 до 22 августа.

Позже делались попытки вновь проанализировать документы перелета Н-209 и на их основании прояснить обстоятельства гибели Леваневского. Но до последнего времени из этих попыток ничего не получалось: радиограммы якутская и мыса Шмидта снова были поставлены под сомнение.

До сих пор мы не знаем имен якутского и шмидтовского радистов, дежуривших 13 августа 1937 года у своих аппаратов. Никто не видел и подлинных радиожурналов, которые, очевидно, за давностью уничтожены. Складывалось впечатление, что при
нынешнем состоянии архивов и документов нельзя выяснить подробности гибели экипажа Н-209. Так ли это?

Изучая радиограммы Н-209, я обратил внимание на одно немаловажное обстоятельство- во время полета над Арктикой обслуживающие перелет радисты очень плохо прослушивали Н. Я. Галковского. Радист Э. Т. Кренкель, например, находясь вблизи летящего самолета, на дрейфующей станции «Северный полюс», записал в свой журнал следующие строки: «12 часов 32 минуты. Обе (имеются в виду радиостанции острова Рудольфа и самолета) принимаю с трудом. Большие помехи».

На плохую слышимость постоянно жаловался и Галковский. В связи с этим возникло предположение: не наступило ли 13 августа такое состояние ионосферы, отражающей радиоволны, которое геофизики называют поглощением полярной шапки, — «ПЦА»?
Такое состояние ионосфеоы, тогда малопонятное, к настоящему времени изучено хорошо. Старший научный сотрудник Арктического и Антарктического научно-исследовательского института геофизик Л. П. Куперов по моей просьбе выполнил специальное исследование о состоянии прохождения радиоволн 12- 15 августа 1937 г. (его работа будет опубликована в ближайшее время в одном из научных журналов). Он изучил большой материал геофизических наблюдений, которые велись в дни полета Н-209 как у нас в стране, так и за рубежом, в том числе и малоизвестные материалы радиста бухты Тихой Н. В. Андреева.

Как теперь выяснилось. Н. В. Андреев ежедневно наблюдал за распространением радиоволн и силой сигналов радиостанций Северного полушария.

В результате тщательного изучения всех документов Л. П. Куперову удалось доказать два весьма важных обстоятельства. Во-первых, 13 августа 1937 года в Арктике не наблюдалось сплошного непрохождения радиоволн, т.е. «ПЦА», как можно было предполагать. Во-вторых, в связи с повышенной солнечной активностью сложилось такое состояние в ионосфере, когда на отдельных участках действительно наступило сильное поглощение радиосигналов. Поэтому радисты, слушавшие Галковского, понимали его с трудом.

Это состояние ионосферы было характерно для западной части Арктики, где в тот момент был еще день. Между тем на восточной стороне Восточной Арктики, где совершал полет Леванезскии, наступила ночь, и прохождение радиоволн было лучше. Но, как теперь впервые стало ясно, кроме того, там сохранялся сектор малого поглощения радиоволн в коротковолновом диапазоне, на котором работала рация Н-209. В этот сектор входил Якутск, который мог принимать радиосигналы Н. Я. Галковского, не услышанные другими радиостанциями. Что касается мыса Шмидта, то к 17 часам 53 минутам его радиостанция оказалась ближе других и тоже могла принимать радиограммы.

Такой вывод ленинградского ученого, основанный на тщательном анализе наблюдений с использованием новейшей методики и современных достижений науки, дает возможность по-новому толковать известные факты, особенно ранее поставленные под сомнение радиограммы, принятые в Якутске и на мысе Шмидта. Приходится признать их достоверность. Следовательно, это меняет наши прежние представления о событиях, последовавших после выхода из строя одного из четырех моторов Н-209.

Сейчас можно предположить, что самолет продолжал свой полет по крайней мере еще несколько часов. Попав в сильную облачность, Леваневский, очевидно, снизил машину до возможного предела и шел в густом тумане либо по заданному маршруту — по 180-му меридиану на Фербенкс (Аляска), либо отклонился вправо, желая приблизиться к азиатскому побережью или к прилегающим к нему островам. За 3 часа 21 минуту (с 14 часов 32 минут до 17 часов 53 минут) самолет мог покрыть расстояние, равное 660 километрам. Надо считать, «то скорость не превышала 200 километров в час (крейсерская скорость Н-209 — 230 километров в час). В таком случае летчики очутились в районе полюса относительной недоступности или севернее архипелага Де-Лонга, где и совершили посадку.

Не исключена и другая ситуация. Выход из строя одного из моторов заставил Леваневского искать возможность немедленной посадки во льдах Арктического бассейна. И когда после полуторачасового полета на трех моторах это удалось выполнить, в 15 часов 58 минут Н. Я. Галковский передал, что «все в порядке». Но в первом и втором случае Н-209 опустился на лед там, где никак не могли предполагать на Большой земле, и потому его не нашли самолеты, принимавшие участие в поисках.

Бесспорно также то, что в любом из двух случаев радист Н-209 пытался связаться с. Большой землей. Позывные его передатчика поэтому и могли улавливать любители-коротковолновики до 22 августа. К сожалению, мы не знаем их имен.
Леваневский й его товарищи отдали свою жизнь за торжество благородною и великого дела — открытия и освоения воздушных путей нашей планеты.

Долг ученых, занятых решением арктических проблем, не прекращать своих усилий, добиваться раскрытия все еще загадочных обстоятельств трагической гибели героического экипажа.

.